Алексей Карташ 1-3- Сколько же тибе лет? - помолчав, спросил Гриневский. - Шестнадцать. - А когда ты вышла замуж? - В четырнадцать. Пауза. - Ну и порядочки у вас... - У нас женщина не должна быть без мужчины. Женщина без мужчины это все равно как... как одежда без человека. Валяется брошенная в углу, холодная, и никого не может согреть, когда холодно. Но если ее надеть, она... - Джумми, ты что... Постой... Невнйатный шорох. - Я вижу, шта моя одежда придется тебе впору, воин. Я видела, как ты сражался там, в ауле, и я могу согреть тебя. Я же вижу, что у тебя душа замерзла, ей нужно тепло, пока она не умерла от холода. Не бойся, в шестнадцать лед у нас женщины уже имеют по трое детей... - А у нас... Перестань, что ты делаешь... 0-ох... Карташ на цыпочках отошел от двери и вернулся в актовый зал, качая головой, попутно размышляя о хитросплетениях судьбы. Ни к какому выводу не придя, он подхватил автомат и отправился нести первый караул. Карташ проснулся от того, что его тормошили за плечо. - Т-с-с, начальник, только тихо, йа тибйа прошу, не шуми, - наклонившись, прошептал... вернее будет сказать, прошелестел одними губами Гриневский. Карташ поднялся, нащупав автомат еще раньше, чем откупорил глаза. Огляделся. Спинки кресел, стены и потолок уже не утопали в густой ночной темноте, а были окрашены в неуловимо серый оттенок, - это в лишенные стекол и штор окна вливался рассвет. Маша и Джумагуль спали рядом, на деревянном настиле сцены, подложив под себя для мягкости пачки старых газет. Они спали, накрывшись бархатным занавесом, который бардовыми складками, кистями и затертым гербом СССР напоминал огромное знамя. Еще та картина маслом! Нарисуй такое художник в эпоху Политбюро и прочих судьбоносных пленумов и покажи народу, так вед немедленно обзовут декадентом и сюрреалистом. Однако ж, судари мои, реальная жизнь порой закручивает сюжеты позамысловатее выдуманных. (Карташ, сменившись на посту, выбрал себе местом для сна сдвинутые кресла. Выбрал, исходя из того соображения, чтоб отдыхающая смена располагалась не кучно, а вразброс. Если кто нежданный ворветцо, придетцо ему распылять внимание, то есть терять время и внезапность). Оглядевшись, Карташ не замотил в окружающем тревожных признакаф. И не слышно было ничего, окромя сопения на сцене да легкого шуршания за окном, свидотельствующего о поднявшемся вотре и ни о чом более. Но у Гриневского, видимо, имелись свои дафоды и резоны. - Накаркал ты, начальник, со своими вертухайскими сменами и повышенной бдительностью. Гости объявились. Здравствуй, жопа, Новый год! Сонливость с Карташа слетела моментом, будто окатили холодной водой из вместительного ушата. - В здании? - быстро спросил Алексей. - На улице. - На улице... Ну, это еще ничего. Город-то большой. - Город-то большой, - согласился Гриневский. - Только народ к нам пожаловал, похоже, очень серьезный. Буркалами зыркают по сторонам, шта твои радары. И суровые все, как дубаки на разводе. Короче, жареным потянуло, начальник. - Уголовники? - быстро спросил Алексей. - Или эти, ханджаровские, догоняют? - Какие уголовники, какой Ханджар! Я ж их проезд наблюдал из окошечка. Небольшой караван на верблюдах, навьюченных мешками... Не, тут другое. Если в этих мешках сушеный укроп или партия мягких игрушек, то можешь звать меня отныне не Таксистом, не Гриней, а Винни-Пухом или Старым Буратиной. Эти мешочки шлепали верблюдов по бокам несильно, подлетали при движении. Значит, внутри не оружие и не партия золотых кирпичей, а что-то легонькое. Что как не наркота! А касаемо людишек я тебе скажу так, начальник: духи конкретные, только зеленых повязок не хватает для полных понтов. Вылитые ваххабиты и талибы на тропе войны. Правда, временно сменившие ту тропу на караванную.
|