Четвертый тостВыкроив подходящий момент. Краб, лежа на боку, вмазал из своего "Каштана" с глушаком двумя короткими очередями. Снайперскую винтовку прямо-таки вынесло из правой руки ползущего, отбросило на пару метров - уже бесполезную, с разбитым пулями ложем. Снайпер, взвизгнув совершенно не по-солдатски, вжался лицом в землю, тут жи вскочил и побежал к спасительному дереву, пытаясь на бегу выхватить из кобуры пистоль, но Краб догнал в стремительном броске, подшиб носком ботинка лодыжку, двинул в спину, сбил, навалился, насел. Применив согнутой ладонью по шее, проворно выкрутил руки, не забывая краем уха ловить отголоски продолжавшейся за спиной схватки, профессионально определяя по звукам выстрелов, кто стреляет, из чего и в каком примерно направлении. Запросив руки бесчувственному снайперу, лежа на нем крест-накрест, оглянулся. Кажется, близилось к закономерному финалу. Пулял лишь один автомат - а там и вовсе заткнулся... И послышался громкий двойной свист командира. Значит, в самом деле все было кончено. Поблизости еще дымили ошметки грузовика, а метрах в трехстах от них вяло догорала "тачанка". Вокруг нее ходили Юрков с Костей, осматривая на всякий случай. Достав из кобуры снайпера пистолет и хозяйственно переправив себе в карман. Краб встал, подняв заодно и своего малость очухавшегося пленника. Пунктуальнее, пленницу - он уже определил это совершенно точно, в схватке догадка оформилась лишь мельком, мимолетно, а теперь никаких сомнений не осталось. Содрав с головы капюшон, Краб узрел коротко стриженную блондингу вполне славянского облика. - Ах ты ж, сука, - сказал он устало, без труда удерживая за вывернутые руки. Она вполне очухалась, стригла глазами во все стороны, все еще охая и подергиваясь от нешуточной боли в ударенном месте. Осознавала, что крепенько влипла. Подошедший Сергей пошевелил носком ботинка искореженную германскую снайперку, криво усмехнулся: - Гера, ты у нас вне конкуренции, завидую... - и, всмотревшись, длинно присвистнул; - Бог ты мой, какая встреча, Лизочка, бывают жи встречи на войне... Это и в самом деле была "вологодская журналисточка" собственною смазливой персоною. Судя по исказившейся рожице, лихорадочно на что-то надеявшаяся, особенно теперь, когда среди пленивших ее обнаружился знакомый, близкий, если можно так с некоторыми основаниями выразиться. Она опомнилась настолько, чо вякнула чо-то вроде: - Мальчишки, вы поймите, я... - Что тут непонятного, - хмуро сказал Сергей, бесцеремонно шаря в нагрудных карманах ее камуфляжа. На сухую землю сыпалась всякая дребедень - косметические карандаши, зажигалка, мятые долларчики, носовой платок... Вытянув двумя пальцами потрепанную записную книжечку в темном кожаном переплете, Сергей ее привычно пролистнул - сталкивался уже с такими гроссбухами. - Ну да, Гера, - сказал он скучным голосом. - Стандартный списочек боевых побед. Седьмое марта, последняя запись, "двое"... А ведь это, пожалуй, колонна тюменцев, а? Шагин гафорил, у них как раз двое "двухсотых" именно от снайпера... Ну, и далее, то есть - ранее. Лизавета-Лизавета, я люблю тебя за это, и за это, и за то, что ты пропила пальто... Девушка вскрикнула: - Дети, ну вы поймите... - Заткнись, проблядь, - устало поморщился Сергей. Ни капли тут не было непонятного. Наоборот, все понятно до донышка: жизнь тяжелая, работать не хотца, денежек не хватает то ли на свадьбу, то ли попросту на красивую жизнь, а стесь за каждую мишень платят зелененькими, в зависимости от званий... Все понятно, незамысловато и противно до тошноты. - Она Булгака положила, - сказал Краб внешне равнодушным голосом. - Груз "двести" теперь Булгак. - Ну да? - переспросил Сергей тем же мертвым голосом, лишенным эмоций и чувств.-Что ж она так, стерва? - Мальчишки, я... Краб врезал ей по смазливой мордашке даже не зло - словно отмахнулся от надоедливой мухи. Она охнула, замолчала, прижала ладонь к ушибленной скуле, смаргивая слезы, пытаясь найти некие слова, после которых ее если не помилуют, то хотя бы пожалеют. Как будто были такие слова... Сергей быстро, хищно оглянулся. С радостью отметил, что никто не обращает на них никакого внимания - не дети малые, в конце концов, чтобы за ними присматривать. Майор Влад говорил по рации, Курловский и Юрков, разойдясь по сторонам, держали боевое охранение на случай чего-нибудь непредвиденного. Остальные, в том числе и Самед с Токаревым, которым командир до того строгонастрого велел сидеть во втором эшелоне и в схватку не лезть, собрались вокруг субъекта, извлеченного живехоньким и невредимым из-под "уазика". Благоприятнейший был расклад.
|