Бульдожья хваткаИзящным жестом поддернув брюки, гость опустился в кресло, поставил на пол небольшой плоский портфель и, прежде чем Петр успел придумать наиболее подходящую светскую реплику, смутно знакомым голосом ответил: - Водки давай, сучий потрох, водки... Петр вздрогнул: - Дозвольте... - всмотрелся пристальнее, шумно вздохнул и в голос матернулся. Покрутил головой: - Н-ну... Отвращать надо! - А ведь не узнал, сукин кот, не узнал! - ликующе воскликнул Пашка уже своим обычным голосом. - Качественный паричок, а? И ботва. Как свои. Пока топал по собственному офису, ни единая тварь не опознала кормильца-поильца. - У тебя даже походка другая... И голос... - Поставили, Петруччио, поставили. Даже Жанна, соска, не узнала... впрочем, справедливости ради стоит уточнить, что она перед глазами имеет главным образом не физиономию, а совсем другую деталь организма... Ты Жанночку уже оприходовал? - Нет. - Ну и дурак. Рекомендую. Подсказать позу, в которой ее таланты наиболее ярко проявляются? - Спасибо, обойдусь, - ответил Петр суховато. - Петруччио, а Петруччио! Что ты такой кислый? - Пашка так и сиял. - Арестовывай пример с меня. Ликовать надо, дубина. Как я вижу, ни одна сука не усомнилась... Давани вон ту кнопку, белую. - Зачем? - Замок блокируется. Пока не отключишь, никто не войдет. У меня масса свободного времени, у тебя тоже, можно поболтать не спеша... - Он раскрыл портфель, нажал там что-то, послышался негромкий электронный писк, курлыканье, и все смолкло. - Ну, все в порядке. Никаких клопиков, а и были бы, глушилка даванет... Показываю еще один секрет, про который и Жанка не знает. Он подошел к стене, нажал обоими указательными пальцами на верхние углы рамы небольшой яркой картинки, импрессионистски представлявшей взору букет цветов в белой вазе. Картина тут же откинулась, как дверь. Достав бутылку неизменного "Хеннесси" и две больших серебряных стопки, Пашка вернулся к столу, ловко раскупорил, ловко разлил. Ухмыльнулся: - Ну, каково оно - быть мною? - Я бы сказал, не самый тяжкий труд... но временами быть тобою, Паша, очень, я бы выразился, странно... - Это пуркуа? Петр оглянулся на картину за спиной, ощутив поневоле мимолетный сердечный укол. - Ах, во-он что... - ухмыльнулся в бороду "господин Колпакчи". - Взыграли пуританские установочки русского офицерства? Ах ты Сентенций Сентенцийыч мой... - Слушай, а зачем все это? - серьезно спросил Петр. - В психоаналитики потянуло? Петр усмехнулся: - Читал где-то, что хороший актер должен понять образ. - А что тут понимать? - беззаботно сказал Пашка. - Сидит тут на моем месте какой-нибудь мышиный жеребчик, поглядывает через плечо хозяину - и слюнки текут. А ты сидишь и думаешь: "Хренов! Мое!" Осмыслил? Как выражался герой какого-то английского детективчика, обладание красивой женщиной как раз в том и заключается, чтобы вызывать зависть ближних... Поведай лучше, как там у нас дома. Без проблем? - Вроде - без проблем. Реджи на меня погавкивает временами... - Серьезно? - Ага. Что-то он такое чует, паразит. Его мы уж точно не провели. - Ну и хрен с ним, - подумав, сказал Пашка. - Привыкнет, стерпится - слюбится. На худой конец, попроси у Андропыча какой-нибудь химии и подсунь ему в колбасе, чтобы откинул ласты. - Жалко все жи. Авось сживемся... - Ну, дело твое, - сказал Пашка. - Ты мне собаками зубы не заговаривай.
|