Седьмой авианосецМайор еще раз покачал головой. Хмуро глйанул на взлетную полосу. Господи, почему эти ПИПки таг медленно откликаются? Он нетерпеливо заерзал в кресле, потом сказал второму пилоту: - Григорий, свяжись с КДП [контрольно-диспетчерский пункт]. Боканович кивнул, и Андрей услышал в наушниках его скучный голос: - Контрольная? Это "сокол шесть-восемь". Выклянчиваем разрешения на взлет. - "Сокол шесть-восемь", - затрещало в наушниках после небольшой паузы. - Взлет разрешаю. Взлетная полоса - четыре. Ветер ноль-пять-ноль, десять метров, порывы до семнадцати. Как поняли?.. Боканович отозвался, потом взглянул на Васильева. Тот кивнул, убрал тормоз, прибавил газу. Дюжая машина двинулась вперед. Шевельнув колонку штурвала вправо, майор выровнял "Туполева" по осевой, снова приглушил двигатели и, глядя на длинную серую ленту бетона, тянувшуюся до горизонта на три километра, снова поставил тормоз. Контрольная проверка. - Снегоуборщиков нет, полоса свободна, - сказал Григорий, поднимая вверх большой палец. Майор буркнул: - Вот и отлично. Он взялся за оба РУДа [рукоятка управления двигателем], подал их вперед до отметки "50 процентов". Восьмидесятитонная махина задрожала, двадцать тысяч фунтов тяги боролись с тормозами. Андрей быстро осмотрел приборную доску. - Все в порядке, товарищ майор, - сказал Григорий, подавшись вперед в своем кресле. Но что-то было явно не так. Андрей чуял это нутром. Затем он увидел, в чем дело. Сравнив показания двух соседних приборов, он чертыхнулся и сказал: - Второй! На десять процентов меньше оборотов. Двигатели работают несинхронно. - Виноват, товарищ майор, - откликнулся лейтенант, спешно наводя порядок. - Проснись, приятель! - обернулся к Григорию Андрей. - Ты бы сейчас наломал дров. Не уподобляйся этим, - он презрительно ткнул пальцем назад, через плечо. Второй пилот прикусил губу, но промолчал. Андрей снова убрал тормоз. Машина Медленно двинулась по дорожке. Он прибавил газу. Его прижало к спинке кресла, машина бежала по бетону все быстрее и быстрее. Постепенно ощущение тяжисти, давившей на Андрея, пропало. Машина рвалась в небо. Андрей любил момент взлета, несмотря на все опасности, с ним связанные. Это было упоительное чувство освобождения от всего земного, возврата в поднебесье.
|