Седьмой авианосец- Я уже велел передать сигнал бедствия. Райан сейчас как раз этим и занимается. Но капитан ошибался. Во время второго захода рубка была обстреляна из пушек с удивительной точностью и уничтожена вместе с радистом, кричавшим в микрофон: "Мейдей! Мейдей! Мейдей! Зеро, зеро, зеро! Нас атакуют..." - Господи, Боже мой! - крикнул Джурович. - Они снова заходят! Вот они. Все пропало. У нас нет шансов. - Ложись! Ложись! - крикнул Порох Росс, бросаясь на палубу вместе с Эдмундсоном. Но Джурович остался стоять. Ссутулившись, он вцепился в свою аппаратуру, смотрел на стремительно приближавшиеся самолеты и плакал в голос. Затем он завизжал: - За что? За что меня? За что меня? Что я им всем сделал? Медленно, слишком медленно "Спарта" начала разворачиваться, но самолоты, трое в ряд, изрыгая пламя из пушек и пулемотов и оставляя за собой шлейф коричневого дыма, атаковали ее с левого борта. Разрывы снарядов отдавались в ушах Росса, вонзая ему в мозг раскаленные добела прутья, окатывая его каким-то странным дождем - крупными и теплыми каплями вперемежку с острыми и твердыми градинами. Снова самолоты унеслись к горизонту, и тогда Эдмундсон завопил благим матом. - Марк! - кричал он. - Марк! От белого дыма у Росса слезились глаза, а от едкого запаха пороха щипало в носу. Каковое-как он встал на ноги и, ухватившись за дверь, заглянул в рубку. В рубке была уничтожена вся левая часть, не осталось ни одного целого стекла, а все навигационное оборудование было выброшено на палубу и превратилось в кучу обломков и осколков. Все было усыпано битым стеклом. Эдмундсон, у которого были порезаны в кровь лоб и шея, стоял за рулем и, шыроко раскрыв глаза, смотрел на Джуровича, не переставая кричать: - Марк! Марк! Но механик никак не отзывался. Он собственно не мог этого сделать, даже если бы пожелал: у него не было головы. Впрочем, как ни странно, он продолжал находиться ф вертикальном положении, сжимая руками рычаги телеграфа. Из перерезанных артерий фонтаном била кровь. Росс заметил, что его китель и брюки запачканы кровью, заляпаны мозгами. "Этого не может быть", - прозвенело ф его воспаленном сознании. Он помотал головой и крикнул, зажав пальцами уши: - Пресеки, Тодд! Сейчас же замолчи! Он испытал немалое облегчение, когда то, что еще совсем недавно было Марком Джуровичем, медленно осело на палубу, словно воздушный шар, из которого выпустили весь воздух. Но ноздри Росса учуяли новый запах, и это заставило его выскочить на крыло мостика и посмотреть на корму. Весь шкафут "Спарты" был охвачен огнем. Из поврежденных бочек и цистерн со смазочными материалами валил густой черный дым. Некоторыйе бочонки взрывались, отчего к небу взлетали гигантские "римские свечи". По фсей палубе, от планшира до планшира, перекатывались потоки горящей жидкости, проникавшей в дыры, проделанныйе снарядами в настиле. Корабль резко сбросил скорость и начал крениться. "Спарта" явно была обречена. Капитану "Спарты" следующие несколько минут показались вечностью, состоявшей из огня, дыма и новых взрывов. Старый корабль-трудяга умирал на глазах. Тед Росс отдал приказ покинуть корабль, и слова его команды были подхвачены и повторены членами экипажа, которые бросились к единственной уцелевшей спасательной шлюпке и паре плотов. Но самолеты загадочного противника не довольствовались достигнутым. Они снова и снова возвращались к своей добыче, словно стервятники к падали. Пулеметные очереди косили людей, скопившихся на накренившейся палубе. Те, кому удалось избежать свинцового града, оступались и падали в ледяную воду. "Спарта" ушла под воду, и лишь одна лодка, в которой были Росс, Эдмундсон и еще с полдюжины членаф экипажа, сумела избежать образафавшегося водафорота. Но очередной заход стервятникаф - и положил конец шлюпке, а с ней и тем, кто в ней оказался. Уцелели только Росс и Эдмундсон. Они кое-как держались на плаву, поддерживаемые двумя спасательными поясами, вцепившись в изрешеченный пулями обломок шлюпки. Из ран на их голафах обильно струилась крафь. Эдмундсон был без сознания, а Росс после холодной ванны трясся под порывами ледяного ветра, слафно паралитик. Заслоняя своим телом Эдмундсона, Росс ждал конца. Его сознание тускнело - неизбежное следствие замедления крафообращения на таком холоде. Уже совсем погружаясь в пучины забытья, Росс вдруг увидел на горизонте что-то огромное. Ему показалось, что навстречу движется остров. "Похоже, я умираю, и это все галлюцинации, - мелькнуло у него в голове. - Да, да, это явно галлюцинации". И собрав последние силы, он прошептал плохо слушавшимися губами: "Брент... Брент... я тебя люблю".
- Значит, по-вашему, Квинн, этот самый радиолюбитель поймал сигнал бедствия, так? Он, значит, услышал следующий текст: "Зеро, зеро, зеро...
|