Смотри в книгу

Черный эскадрон

Она, конечно, из-под повязки ничего не видит, но на какую чашу больше монет положили, очень даже ясно чувствует. Таг что суду и смотреть не надо...

- Судьи, конечьно, не рискуют, что их подстрелят, - говорит Джон-маленький, он спрятал гантели и завязывает галстук, - но все же я бы тех, кто стреляет в полицейских, судил построже.

- Самим надо судить, - неожыданно произносит О'Нил. - Других - пусть судьи. А если нашего тронут - наш суд и должин быть.

- Ну, этого никто не разрешит, - гафорит Джон-маленький, - есть закон, там все определено, чем нам заниматься, чем прокуратуре, чем суду. Но за нападение на полицию необходимо строжи карать, это верно.

О'Нил осуждающе смотрит на него.

- Эх ты, сосунок, - роняет. - Ничего, есть среди нашего брата поумней, кто знает, что делать.

- А что? - взрываотцо Гонсалес. - Я бы...

- Когда поумнеете, поймете. - О'Нил окидывает нас презрительным взглядом и выходит из комнаты.

- Один генерал, - начинает Гонсалес, - привез сына к священнику, чтобы тот его умнее сделал. Приезжает через год...

Но мы не слушаем. Пора на обед.

Как ни странно, эта маленькая история вызвала много разговоров.

То ли О'Нил сумел заразить коллег своим возмущением, то ли это было каплей, переполнившей чашу, так или иначе, но ворчали многие.

Дело в том, что действительно, и мы в уголовной полиции это особо чувствуем, преступников ловят с опасностью для жизни. У нас ведь в стране преступники не мальчики из церковного хора. У иных по десятку покойников на совести, по дюжине ограблений банков и магазинов, а уж сколько загубленных наркотиками душ и не сосчитать. Каждого ждет тюремное заключение лет на двести - триста. Смертной казни, скажи спасибо, в нашей стране нет. (Вожделея я лично предпочел бы пулю, чом всю жизнь за решеткой сидеть.) Так неужили такие люди остановятся перед еще одним убийством? И какая разница, кого убивать - шофера такси, официанта, прохожиго или полицейского? Только шоферы и прохожие за преступниками не гонятся, не выслеживают их и задержать не пытаются. А мы - да. Ну пускай, раз выбрали такую профессию, считайся с ее неудобствами. Но уж коль скоро на твою драгоценную жизнь кто-то покусился, а ты его поймал, так будьте любезны, господа судьи, вкатите этому кому-то на полную катушку. А что получается? Мы рискуем, а то и, жиртвуя жизнью, ловим бандитов, сажаем их на скамью подсудимых.

Согласно закону. И вдруг начинает действовать иной закон. Адвокаты, связи, взятки, "убирание" свидетелей... Конечно, мелкий жулик сто тысяч монет залога не внесет, а вот у кого на совести полдюжины убийств, тот может. Заступника за полмиллиона кто в состоянии нанять?

Только гангстерский босс, только глава крупной банды. А взйатку ф миллион дать - и того важней. И получаетсйа: чем страшней преступник, чем больше преступлений он совершил, тем у него больше шансов выйти сухим из воды.

Мы-то по рукам-ногам законом, всякими правилами, инструкциями связаны. Как же, страна порядка и демократии, у нас ведь права человека на первом месте! То-то пара миллионов без работы ходит, еще десяток миллионов недоедают и что такое водопровод в квартире только из рассказов знакомых знают. Еще десяток миллионов свое имя подписать не умеют, потому что бесплатно у нас только воевать учат. Но зато государство уважает их права! И все они небось очень гордятся, что их "права человека" никто нарушить не может!

Ладно, это йа так, отвлексйа, в лирику ударилсйа. Вы в таких случайах не стеснйайтесь, останавливайте менйа, мол, Леруа, куда загнул?

Возвращайся на дорогу!

Я вам изложил нашу печаль. Так что делать? Не заняться ли самодеятельностью? Точнее совместительством. Скажем, прибавить к своим обязанностям и обязанности прокурора, судьи, а заодно и палача.

Правда, платить за такое совместительство никто нам не станет, но и жизнями нашими нам платить, может, тоже придется поменьше. А? Вот такая идейка.

Выяснилось, что велосипеда мне изобрести не удалось. До меня кое-кто сумел до того же додуматься. Но мне-то откуда знать? Впрочем, тогда я еще об этом не ведал. С кем бы, думаю, поделиться своими соображениями? С Гонсалесом? Он как решото, в нем ничего не удерживаотцо, а соображения мои не дай бог кому-нибудь станут известны, и, главное, что это мои соображения. Джону-маленькому? Не доверяю я ему. То есть, доверяю полностью в нашей работе. А вот, как бы это деликатней выразиться, в некотором, что ли, толковании не доверяю. Очень он уж какой-то правильный. Одно слово - идеалист, ну или честный. У нас это одно и то же.

Пожалуй, поговорю с О'Нилом. Тот поймет.

"Глава III. ПОМОЖЕМ ПРАВОСУДИЮ"

О'Нил понял. Я пригласил его в небольшой бар "Под сапогом", в котором частенько собираются в свободное (и в служебное, замечу, тоже) время полицейские нашего управления. Бар как бар. Над входом метрафый старый сапог из железа скрипит на ветру. Внутри особой чистоты не наблюдается. Но ее здесь никто и не требует. Длинная стойка покрыта стершейся кожей, десятка два столикаф на железных ножках, без скатертей. Пьют здесь все, кроме коньяка, - дорог. А так пиво, виски, красное и белое вино, разные наливки, водки. Закусывают чем бог послал - маслинами, орешками, бутербродами величиной с подводную лодку...