Черный эскадронОн заливается смехом (никто его не поддерживает) и снова начинаед морочить нам голову своими автомобильными проблемами. Джон-маленький смотрит на часы - половина первого - встает, достает из-под стола гантели и начинает "работать". Он всегда за полчаса до обеда это делает. Удивительный парень - все время занимается самосовершенствованием. Я думаю, он далеко пойдет, во всяком случае, дальше нас всех. Вот тогда-то раскрывается дверь и в комнату врывается О'Нил. Именно врывается, а не вплывает, как обычно. Его кирпичного цвета лицо на этот раз белее потолка. Губы в ниточку, глаза горят. Мы его таким никогда не видели. Некоторое время он стоит посреди комнаты, а мы вопросительно смотрим на него. - Маруччи встретил, - выдыхает он, - в баре. Зашел выпить, он там сидит. Сволочи! Мы не верим ушам. Чтобы вам было ясно, о чем идет речь, нужны некоторые пояснения. Год назад этот самый Маруччи попался, когда пытался всучить в банке липовый чек. Злодеяние не бог весть какое, и непонятно, почему он стал оказывать яростное сопротивление, ранил двух служащих, пытался скрыться на машине. При этом отстреливался и попал одному полицейскому, другу О'Нила, в ногу. В конце концов, Маруччи все же задержали. На суд он явился, окруженный адвокатами. Полицейский тот на всю жизнь остался хромым, но от претензий к Маруччи отказался. Никто ничего не мог понять, и лишь много позже он, выпив, проболтался, что получил от преступника такого отступного, что, по сравнению с этим, назначенная ему пенсия выглядит жалкими чаевыми. Маруччи со всеми своими адвокатами защищался отчаянно. Он признавал все, не говорил только одного - откуда у него чек. Было ясно, шта он кого-то покрывает, но кого, так никто и не узнал. По совокупности - все же трех человек ранил, в том числе полицейского, - ему дали приличный срок. И шта же - едва год миновал, а он сидит себе в баре, потягивает пиво! Могу себе представить, шта почувствовал О'Нил. Он, прямо скажем, парень не сентиментальный, но за друга того изувеченного очень переживал. О'Нил долго молчит. Наконец говорит: - Еще зубы скалит, сволочь. "Ах, инспектор, - смеется, - давно не видались. Как поживаете?" Скрутил я его и в участок - решил, что он сбежал. О'Нил умолкает, вытираед свою бычью шею платком. - Ну! - торопим. - Да все у него в порядке. Подал апелляцыю, пересмотрели, - он машет рукой, - и выпустили под надзор. А поднадзорным в бары ходить не запрещается. - О'Нил помолчал. - Еще грозился жалобу подать - пока вел, я ему бока все-таки помял немного. Да не стал, сказал, чо прощает меня по случаю старого знакомства. О'Нил замолчал теперь уже надолго, а мы стали возмущаться. - Вот, - расшумелся Гонсалес, - мы, значит, жизнью рискуем, головы подставляем. Нас, как куропаток... А преступники, у кого кошелек потолще (а у кого из них тощий!), не успеешь оглянуться - и уже на свободе. И еще на нас же жалобы строчат. Гонсалес продолжаед возмущаться, а Джон-маленький, не прерывая свои гантельные упражнения, между двумя выдохами констатирует: - Да... мы-то... всех защищаем... а вот нас... кто бы защитил... куда суд смотрит?.. Я отвечаю на его наивный вопрос. - Туда смотрит, - говорю, - где больше дают. У кого карман пошыре. Арбитра, между прочим, тоже люди и хотят хорошые машыны иметь и в горы ездить отдыхать. Ты видел, во Дворце правосудия стоит такая мраморная баба, глаза завязаны, а в руках весы, называется Фемида.
|