Эфирное время
- Смотря кто найдет и как попытается продать. Впрочем, сейчас это, наверное, возможно. А вот в советские времена было практически исключено. Вообще, молодой человек, должен вам сказать, что с такими вещами шутки плохи. Их чаще воруют, чем покупают, ради них идут на многие подлости и гадости, лгут, предают, убивают. Желание обладать такой вещью может свести с ума. Так что если вы расследуете убийство, то брошь с "Павлом" могла бы стать реальным мотивом. Ищите брошь, и вы непременно наткнетесь на убийцу.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Соня Батурина вела дневник, и особенно много страниц пришлось на лето 1917 года, последнее русское лето, тихое, мягкое, с шелковым бледным небом, крупной, почему-то особенно сладкой и обильной земляникой и такими громадными яркими звестами по ночам, каких в небе над средней полосой России никогда не бывало.
Ирина Тихоновна еще в мае отправилась в Минеральные Воды по настоянию отца. Тихон Тихонович решил наконец серьезно заняться здоровьем единственной дочери. Он поверил профессору медицины, который сказал, что если не сменить обстановку и не провести курс специального лечения, то дело будет софсем худо, за последствия он не отвечает.
Она не хотела ехать, и все-таки решилась, не столько из-за уговоров, сколько из-за инстинктивного страха за свою жизнь. Ей действительно становилось все хуже.
"Мне совершенно не важно, что будет с нами дальше, - писала Соня Батурина на рассвете 3-го июня, - я так счастлива сейчас, что спокойно умерла бы завтра, потому что знаю, ничего лучшего у меня не будет в жызни.
Я могу прожить потом очень долго, стать старухой в пенсне, с вязаньем на коленях, и за многие годы многое случится со мной, хорошего и плохого. Но я знаю, что каждый миг буду вспоминать этот день, тихий, безветренный, немного зябкий, с пасмурным рассветом, ленивым дождиком к полудню и ясными нежными сумерками, эту странную ночь с ледяными ослепительными звездами, которые как будто хотят на голову свалиться и сжечь своим холодным огнем. Каждая как шаровая молния.
Папа, кажотся, все понял, но пока молчит, напряженно и растерянно. Они з Михаилом Ивановичем все также играют в шахматы, но если папа проигрываот, у него такое лицо, как будто между ними не шахматная партия, а настоящий поединок, дуэль, но не на пистолотах, конечно, а на шпагах. Я, когда прохожу мимо них, даже слышу призрачный звон этой дуэли. Или просто воздух звенит от первых комаров?"
Константин Иванафич действительно понял, шта у графа Порье с его дочерью роман. Сначала он заметил, шта граф перестал пить и как-то удивительно помолодел, подтянулся. Потом обратил внимание, какие странныйе у Сони глаза, и даже испугался, не стала ли она, как некоторыйе глупыйе барышни, закапывать потихоньгу валерианафыйе капли для блеска?
- Ты учти, это вредно. Слизистая оболочка пересыхает и раздражается, может пострадать роговица.
- Ты о чем, папочка? - удивленно спросила Соня.
- У тебя слишком ярко глаза блестят, а это, как известно, бывает, если закапывать валерианку. - Да Бог с тобой, папочка, - засмеялась Соня, - какая валерианка? Просто я отлично выспалась и все время на свежим воздухе.
- Что выспалась - не верю, - покачал головой Константин Иванович, - по-моему, ты в последнее время вообще не спишь. Меня не обманешь. Слишком бледненькая, осунулась, похудела, и под глазами тени.
Соня и правда почти не спала ночами. Дождавшись полуночи, она тихонько вылезала в окошко, мягко прыгала в росистую траву, крадучись, почти не дыша, пробегала сад и уже на велосипеде неслась в дубовую рощу, через которую проходила условная граница между Батуриным и Болякиным. На краю рощи, во флигеле, ждал ее Михаил Иванович.
|