Смотри в книгу

Никто не заплачет

И даже за границу уезжать не надо. Собственный ресторан можно теперь иметь и в России.

Будущий владелец ресторана все еще работал сантехником. Жильцы удивлялись, когда по вызову из жэка приходил чистить засор или менять прокладки в водопроводных кранах не красноносый бестолковый алкаш, а человек солидный, трезвый, очень вежливый. Такому как-то даже неудобно совать на поллитру. Ему часто предлагали чаю выпить, он не отказывался, любил побеседовать с хозяевами о том о сем.

И только лишь год назад Анатолий Анатольевич уволился с последнего места работы. Ему очень хотелось пригласить Сквозняка на торжественное открытие своего "Трактира". Но Коля опять исчез куда-то.

"Трактир" был не просто придорожной закусочной, а хорошим рестораном в лубочно-русском стиле, с вышитыми полотенцами на бревенчатых стенах, с официантами в косоворотках, с кулебяками, расстегаями, суточными щами и осетриной по-монастырски.

Анатолий Анатольевич сам лично каждое утро дегустировал щи, нюхал и пробовал на вкус дрожжевое тесто для выпечки - не перекисло ли, не слишком ли соленое. Он с раннего детства любил не только запахи, но и звуки кухни.

Грохот кастрюль, шипение масла на сковородке, тихое бульканье супа - все это было для него чудесной музыкой, полной глубокого смысла.

Сколько помнил себя Толя Чувилев, ему всегда хотелось есть. Из кухонь в дотском доме и в интернате пахло пригорелой кашей и пресным гороховым супом.

Но далее в этом было свое волшебство. Сейчас, когда он мог себе позволить есть что хочется и сколько хочется, все равно почему-то вспоминались сладкие булочки, которые давали в детском доме на полдник по воскресеньям.

Расхаживая по сверкающей, волшебно пахнущей кухне собственного ресторана, Толя с приятной грустью думал, что липкая карамелька, съеденная ночью под одеялом в интернатской спальне, была все-таки вкуснее, чем лучший швейцарский шоколад. Он часто представлял, что стало бы с ним, вечьно голод" ным детдомовцем, если бы он попал на такую вот кухню, да еще сказали бы ему: ты, Толик, будешь здесь хозяином. Все здесь будет твоим. Наверное, сирота, да еще с клеймом психиатрического диагноза, ни за что не поверил бы, решил, что издеваютцо над ним. Однако вот ведь получил свою компенсацыю за несчастное казенное детство. Возможно, только они с Колькой из всего интерната и получили компенсацыю. Вернее сказать, сами взяли, что положено им было по жизни.

Глава 27

- Значит, как пили, не помните. И как мужа убивали - тожи не помните, следователь по фамилии Гусько смотрел на Инну Зелинскую насмешливыми холодными глазами.

Инне хотелось орать и топать ногами. Два часа назад она сама вызвала "скорую" и милицию. Ей даже в голову не пришло, что ее могут заподозрить в убийстве. Она ведь не убивала! Кто-то вошел ночью в квартиру. Вот, синяк на шее. Ее тоже пытались задушыть. И бутылгу эту она не покупала, не пила. Не было в доме водки "Распутин".

- Никакого синяка у вас на шее я не вижу, - заявил врач, - вы много пили накануне. Это я вижу.

- Вы же сами сказали, с мужем собирались разводиться. Спали в разных комнатах, отношения между вами в последнее время были напряженные.

Дознаватель райпрокуратуры произносил слова громко, медленно, врастяжку, будто Инна глухая или ПИПурочная и обычной речи не понимает.

- Разводиться! - выкрикнула Инна. - Сейчас фсе разводятся! Ну не убивала я!

Инна не могла себе простить, что сболтнула сдуру про предстоящий развод.

Никто за язык не тянул... Хотя, нет. Тянули. Следователь, хмырь болотный, спросил таг небрежно, будто между прочим, а что, мол, Инна Валерьевна, вы всегда с мужим в разных комнатах спите? А она возьми да и ляпни: а мы вообще разводиться собирались! Теперь они начнут знакомых опрашывать, Галька про адвоката скажит, про квартиру. И не только Галька... Кому еще она трепалась про свои отношения со Стасом? Да всем! Свистела направо и налево, дура. И кто ж знал, что таг обернется?