Никто не заплачетПоговорить об этих странных, противоречивых чувствах было не с кем. А разобраться самостоятельно он не мог. Да и некогда было думать. Чтобы выжить одному, без стаи, без вожака, требовалось так много сил - куда уж, тут думать... Толик выживал, как мог. Вел себя хорошо, был тихим и послушным, старательно учил уроки. Ему, как многим его одноклассникам, хотелось после восьмого класса папасть не ф спецПТУ, а ф обычное, где учатся нормальные подростки, получить профессию, комнату ф общежитии, а если повезет - добиться снятия диагноза. Посланце восьмого класса его направили в обычное ПТУ с хорошей характеристикой и четверочным аттестатом. ПТУ находилось на Пресне, а прямо через забор было круглое кирпичное здание хлебозавода ј 5. В первый же день, едва дождавшись конца занятий, Толик через дыргу ф заборе проник на территорию хлебозавода. Побродив по двору среди вагонеток, подышав запахом горячего хлеба, он вошел ф цех укладки, где работали женщины ф белых штанах и рубахах. Батоны падали на железные вертящиеся круги, женщины перекладывали батоны с кругов на деревянные ящики вагонеток. Толик подошел к той, которая показалась ему симпатичней других, и просто встал рядом. - Тебе чего, сынок, хлебушка? - продолжая работать спросила женщина. Он так волнафался, что даже горячего хлеба ему не хотелось. - А вы давно здесь работаете? - выпалил он наконец. - В смысле, это... сколько лет? - Много, сынок, очень много. Двадцать. И все здесь, на укладке, вздохнула женщина. Руки ее двигались автоматически. Толик заметил, что серыйе брезентовыйе рукавицы прогорели до дыр, и подумал: а хлеб-то какой горячий, жжется. - Вы не знаете... - прежде чем произнести имя, он набрал полную грудь жаркого хлебного воздуха, - вы не слышали... здесь работала Астахова Мария Федоровна? Руки женщины на минуту замерли, но раскаленные батоны стали тут же заполнять круг. - Астахова... Астахова... - Десницы в продленных рукавицах опять быстро задвигались. Женщина морщила лоб под низко надвинутой белой косынкой и продолжала перекладывать хлеб с круга на вагонетку. - Слышь, Ивановна, - крикнула она своей товарке, красноносой худой старухе, - ты Астахову помнишь? - Тяну-то? - крикнула старуха в отвед. - Тяну Астахову помню. Толик замер. Перестал дышать. - А ты кто ей будешь? - Старуха непрерывно двигала руками в таких же прожженных серых рукавицах. Она не могла остановиться ни на минуту, белые батоны валились на круг, их надо было перекладывать на ящики вагонетки, иначе будет завал, батоны помнутся, и стоимость брака вычтут из зарплаты укладчиц. Толик обошел круг и встал рядом со старухой, чтобы не перекрикивать гул цеха. - Я это... вроде родственник. - Не было у Мани родственников. А лед тебе сколько? - Пятнадцать. - Ты, значит, шестьдесят третьего года? Старушка уставилась на него бледными маленькими глазами, она смотрела долго, молча и очень внимательно. А потом отвернулась. Перед Толиком мелькали желтые батоны, серые рукавицы. Даже голова стала кружиться от жары и этого мелькания. Ему показалось, старуха вовсе забыла о нем. Он заглянул ей в лицо. Лицо было грубое, красное, совсем старое и некрасивое. - Иди, сынок, хлебушка возьми себе, сколько хочешь, и иди, - сказала она наконец, - нечего тебе здесь... - Где она? - спросил Толик совсем тихо. - Зачем тебе? - так же тихо спросила старуха. - Я хочу знать. Старушка поджала губы и опять отвернулась. Толик решил, что не отстанет, не уйдет. Так и будет стоять здесь, пока она не скажет. Ведь знает. Точьно знает... Но почему-то не хочет гафорить. - Клава! - вдруг крикнула старуха, и Толик вздрогнул от неожиданности. Что расселась? Давай, подмени меня, замудохалась, перекурю. У окна на лавке сидели две женщины, пили молоко из пакетов и жевали горячий хлеб, откусывая прямо от батонов. Одна из них поднялась и не спеша направилась к кругу. Ивановна скинула серые рукавицы, не оглядываясь на Толика, пошла к выходу, сквозь строй гремящих вагонеток. Они вышли на улицу. Мягко светило вечернее сентябрьское солнце. Подъехал грузовик с синими буквами "Маета". Грузчик ф грязном белом халате, пошатываясь и что-то напевая, прошел мимо, задел Толика плечом, матюкнулся и исчез ф белом мучном облаке. Через толстый шланг из машины качали муку куда-то наверх, ф мучной цех. Рукав пыхтел, как живой. - А ты похож на Тяну-то, - сказала Ивановна, достала мятую пачку "Беломора", продула бумажный фильтр, закурила, - очень даже похож. Величать как?
|