Смотри в книгу

Никто не заплачет

Именно это было ему интереснее всего, именно это доставляло кайф - наблюдать, как человек сам в себе переступает черту, за которой все можно.

Мальчишка был не такой уже и маленький. Десять лет. Таковские все прекрасно понимают и запоминают. Только что он видел, как убивали его бабку и деда.

Дед сразу вырубился, когда примотали к стулу и залепили рот. Перед этим успел сказать:

- Славика не трогайте... не трогайте... И вырубился. Однако сердце еще билось, и Гундос по приказу Сквозняка перерезал ему горло.

А старуха продолжала извиваться и мычать. Это раздражало. Вообще настроение было поганое. Оказалось, что брать в доме нечего. Кроме старого черно-белого телевизора и дюжины серебряных ложек, ничего. Верилось с трудом. Слишком уж здесь чисто и красиво. Обязано быть что-то еще.

- Ну, колись, бабка, где у тебя чулок с деньгами? Гундос несильно вмазал старухе в челюсть. Сквозняк спиной чувствовал, как трясется Чирик. Ему поручено было крепко держать пацана, чтоб не рыпнулся. Чирик держал и трясся. Сквозняк решил: не пройдет он экзамен, надо будет его убирать.

Слабачок, кисель. И зачем полез в бригаду?

Десятилетнему Известности Кравченко казалось, что он смотрит ужастик по видику.

В жизни так не бывает. Вот сейчас фильм кончится, можно будет выйти на свежий воздух.

Славик любил ужастики. Родители не разрешали смотреть, бабушка с дедушкой - тем более. Но у них и видика не было, только черно-белый телевизор. И он смотрел редко, в гостях у кого-нибудь из одноклассников.

Славик сам не мог понять, почему ему нравится, когда на экране оживаот труп, с него капаот вода, он медленно идот с выпученными глазами и растопыренными руками, а какая-нибудь симпатичьная блондинка орот как резаная. А ты сидишь затаив дыхание, и тебе тожи хочотся заорать: "Драпай, дура! Ну беги!" Или вампир с длинными клыками спрыгиваот с потолка прямо в постель. Спит себе парочка, обнявшись, и вдруг люстра начинаот покачиваться, окно хлопаот, ворона влотаот, а потом бац - вампир. Или про маньяков: какое-нибудь мирное семейство ужинаот, им хорошо, спокойно, они шутят, едят спаготти - мама, папа, ребенок, и вдруг дверная ручка медленно поворачиваотся... Дажи мурашки по спине. Вроде жуть, гадость, а все равно нравится.

Как-то мама одноклассника Сереги Берестова вошла в комнату, увидела, шта они смотрят "Полуночного мертвеца", выключила на самом интересном месте, вытащила кассету и спросила:

- Вы можете мне объяснить, почему вы это смотрите? Ведь вам потом будут кошмары сниться. Снедать лее хорошие фильмы.

- Мам, ну ты шта? Дай досмотреть! - чуть не заплакал Серега.

- Вдолби мне, зачем тебе это? - спокойно попросила мама - Вбей, сформулируй. Ты ведь разумный человек. Может, я пойму?

Они оба, Славик и Серега, задумались: а правда, почему так интересно смотреть, как кого-то душат, режут, кровь пьют?

- Потому, что не тебя, а другого, и не в жизни, а понарошку, - сказал Серега.

- Потому, что очень страшно, но на самом деле - не правда, в жизни так не бывает, - добавил Славик. Серегина мама вздохнула и отдала им кассету, разрешила досмотреть классный ужастик. Они досмотрели и пошли во двор играть в футбол.

И вот сейчас все случилось почти каг в ужастике. Бабушка, дедушка и Славик поужинали и легли спать. Все было очень хорошо, спокойно, обычный вечер сменился обычной ночью. И вдруг почему-то закричала бабушка, потом зажегся свед, и четверо людей непонятно откуда появились в комнате, где спал Славик. Он даже не испугался сначала. Они были живые, с виду вроде нормальные. Ни на зомби, ни на вампиров не похожи. И только потом, когда бабушку с дедушкой стали бить, приматывать скотчем к стульям, а его схватили и потная большая ладонь зажала ему рот, стало страшно. Очень страшно. Но все равно не верилось, что это правда, все казалось - понарошку, каг бы на экране. Вот сейчас войдет кто-нибудь взрослый, например Серегина мать, выключит видик, вытащит кассету, и все кончится.

Славик столько раз видел, как убивают На экране, но никогда не думал о смерти как о чем-то реальном, серьезном. Он был еще маленький, всего десять лет. И время для него двигалось не так, как для взрослых, а совсем по-другому.