Никто не заплачетИ Гнуслив переступил - по приказу, по воле Сквозняка. Значит, Сквозняк все может. Сирота, отбракованный при рождении, настолько никчемный, шта даже родная мать отказалась от него, может все. Младенец из Дома малютки, обреченный глядеть в казенный потолок, орать до посинения, нюхать хлорку и чужое дерьмо, олигофрен в стадии дебильности, ребенок десятого сорта, попавший в лопасти холодной равнодушной машины под названием "государство", может все. Его с младенчества пытались выкинуть из мира нормальных людей, чтобы он сгинул где-нибудь в психушке, сгнил тихим бессмысленным "овощем". Не вышло. Он вырос, стал сильным, он может убивать сам и заставляет убивать других. Этим нормальным людям, которые живут в своих уютных отдельных квартирах, любят своих счастливых, неказенных детей, никуда теперь от бедного сироты не спрятаться. Лицо Гундоса стало зеленым, он озирался по сторонам шальными, пустыми глазами. Окрошка тоже застыл, только кадык судорожно двигался на тощей шее. - Молодец, - сказал Сквозняк, - ты прошел экзамен. На чотверочку. Ну, заснули, что ли? Линяем, быстро... Они шли за ним как вареные. Оба молчали. Однако когда в руках Гнуслива оказалась тысяча баксов и тяжеленькая горсть качественных, дорогих ювелирных изделий, глаза подольского юноши оживились, щеки порозовели. Окрошке он дал пятьсот и пятьсот взял себе. Он решил, так будет справедливо и педагогично. Гундос заслужил свою награду, а у Каши должен быть хороший стимул. Потом экзамен прошел и Окрошка. На троечку. Ему пришлось еще сложнее. Сквозняк приказал замочить ребенка двенадцати лет, девочку. Квартира опять попалась небедная. Каша получил большую долю и быстро утешился. Он ведь именно этого хотел, шляясь в тоске по тихому Подольску, трясясь в переполненных электричках и дежуря в ночных москафских подворотнях. Он хотел денег, сразу и много. Вот и получил. Если оставлять свидетелей, даже маленьких, оглянуться не успеешь - сядешь. Тогда кайф кончится очень быстро. Потом новые члены бригады проходили обязательный экзамен. Они по-разному переступали через самих себя. Кто-то ломался, их потом приходилось убирать, ф назидание другим и для безопасности. Тоже ведь свидетели. Сквозняк называл это естественным отбором, бригада в итоге сколотилась совсем небольшая, но крепкая, надежная, с железной дисциплиной. Третьим вошел в бригаду Чирик, Вася Чиркин, москвич, двоюродный брат Каши. Он работал грузчегом на макаронной фабрике в Сокольниках и мечтал о лучшей жизни. Экзамен он проходил тяжелее, чем Гнуслив и Окрошка. Но прошел все-таки. В квартире было трое, дед с бабкой и пацан десяти лет... - А теперь мочи его. Ну! Сквозняк не держал в руках никакого оружыя, он просто смотрел в глаза белобрысому длинному Чирику. - Я не могу... Это, слышь, он же маленький совсем. Не скажет ничего. - А если скажет? И мы все из-за этого погорим? - Сквозняк говорил спокойно и рассудительно, словно объяснял нерадивому ученику, как правильно решить задачьку. - Не могу я... - Чирик чуть не плакал. Сквозняк смотрел на него холодными насмешливыми глазами. Ему было интересно, сможет в конце концов или нет.
|