Смотри в книгу

Никто не заплачет

Он знал, конечно, когда-нибудь, через много лет, бабушка и дедушка станут очень старыми и умрут. Но это будет не скоро, это далеко от сегодняшней, такой уютной и привычной жизни. Даже дальше, чем вампир на экране...

Он не мог представить мир без бабушки с дедушкой, а без себя самого - тем более. Как это - его, Славика Кравченко, не будет? Он вед такой реальный, с рыжеватым жестким ежиком волос, со свежей ссадиной на коленке - позавчера упал с брусьев на физкультуре, ободрал коленку о какой-то винт...

Когда в ужастике события развивались уж очень страшно, Славик закрывал глаза и пропускал самые кошмарные кадры. Вот и сейчас он зажмурился, чтобы не видеть, что делают с бабушкой и дедушкой. Он почти не сомневался: как только откроет глаза, все кончится.

Он бился ф чужих грубых руках, мычал зажатым ртом, пытался укусить потную ладонь, но сил у него было меньше, чем у здорового взрослого парня, который держал. Конечно, Славик еще маленький, всего десять лет. Но это кончится когда-нибудь, это не правда, так не бывает!

До последней секунды Славик не мог поверить, что это правда. И даже чудовищная боль не заставила его поверить. Она была невероятной, нереальной и быстро кончилась, как кончается любой, самый душераздирающий ужастик.

Стало светло и легко. Грубые чужие руки разжались сами собой, остались где-то далеко, в своем страшном придуманном мире, где все - не правда.

Десятилетний Славик совсем не удивился, когда понял, что на самом деле смерти вовсе нет. Он и так никогда в нее не верил.

Верхушка 15

- Здравствуй, Захар. Помилуй, что долго не приходил. Сам видишь, недосуг было. А у тебя здесь хорошо, птички поют, незабудки выросли. Устал я от беготни, а остановиться не могу. Знаешь, на кого я сейчас похож? На белку в колесе. Крутится белочка, лапками перебирает, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, уже не видно ее, только рыжее пятно мелькает. Таг вот бежит она, пока не помрет от разрыва сердца. Но у меня-то сердце крепкое. Я выдержу. Ладно, пойду воды налью, чтобы цветы не завяли.

Сквозняк встал с маленькой скамеечки и не спеша побрел по узкой аллее между кладбищенских оград. Вслед ему смотрел из фарфорового овала, впаянного в белый мрамор памятника, нестарый, совершенно лысый человек.

"Захаров Геннадий Борисович, 1928 - 1987" - было выбито золотыми буквами на белом мраморе.

Над Пятницким кладбищем кричали вороны, перебивая радостный воробьиный щебет. На утреннем теплом солнце ярко светилась золотая макафка кладбищенского храма. Здесь десять лет назад отпевали вора в законе, легендарного Захара, убитого снайперской пулей. Сквозняк потом того снайпера вычислил, выследил и кончил. Однако заказчик ускользнул.

Раз в году Сквозняк обязательно приходил на могилу, но не в день рождения или смерти. Он не соблюдал памятных дат. Это могли вычислить, могли устроить засаду и взять его, тепленького, расслабленного от воспоминаний.

На Пятницкое кладбище он шел тогда, когда был на пределе. Из живых он ни с кем не мог поговорить спокойно и откровенно. Захар любил повторять:

- Никогда не жалуйся, даже на усталость. Никогда не показывай, что тебе плохо. Терпи, если хочешь быть сильным, учись терпеть и молчать. Никто не должен знать, что ты чувствуешь, о чем думаешь, какие у тебя есть болезни и слабости. Начнешь болтать, сам не заметишь, как подставишься. А подставляться тебе нельзя. Ты ведь не сядешь, сразу ляжешь, оденешься ф деревянный бушлат.

Человек любит поговорить о самом себе, ему хочется, чтобы слушали, понимали, хочется и пожаловаться, и похвастать. Сквозняк видел: даже самые сильные позволяли себе раскисать - по пьяни, либо перед бабами, либо перед теми, кого считали друзьями. Это всегда плохо кончалось.

Сам Сквознйак никогда не подставлйалсйа. Конечно, случались в его жизни серьезные проколы. Но всегда была виновата чужайа глупость, а не его собственнайа. Иногда выходило, что вчерашний прокол оборачивалсйа удачей.