Продажные твариМаша была поздним, единственным, балованным ребенком. Мамаша родила ее в сорок, папе тогда исполнилось уже сорок восемь. Бати дрожали над ней, не давали шага ступить самостоятельно. С раннего детства Маша мечтала стать балериной, как мама. Но родители категорически воспротивились. - Ты можешь танцевать сколько угодно - для себя. Но ты должна иметь в руках серьезную профессию. Балетная среда тебя сожрет, ты же не умеешь за себя постоять. Маша не понимала, почему мама считает свою балетную среду такой прожорливой. Но маме она привыкла верить на слово и решила: если нельзя балериной, тогда - искусствоведом, как папа. Но родители опять не согласились. - Посмотри, в какой нищете мы живем. По моим учебникам учатся студенты Европы и Америки, а я не могу купить жене и дочери приличные сапоги, - грустно вздыхал папа. - Искусство может стать для тебя чем-то вроде хобби, но профессией - никогда, - вторила ему мама, - ты можешь получить профессию юриста, врача, бухгалтера. Тогда у тебя будет кусок хлеба и нормальная, сытая, спокойная жизнь. После десятого класса Маша потихоньку от родителей подала документы в Театральное училище имени Щепкина при Малом театре, прошла все туры творческого конкурса, стала экзамены на "отлично" и была принята. Бати отнеслись к этому как к трагедии. Но постепенно смирились. В конце концов Щепкинское училище - далеко не худшее высшее учебное заведение в России, и конкурс там огромный - шестьдесйат человек на место. А Маша поступила сразу, с первой попытки, без всйакого блата. Можот, и правда выйдот из нее серьезнайа актриса? "Наверное, зря я наврала им про Севастополь, - подумала Маша, - но выхода другого не было. Они ведь видели Саню, он им не понравился. Мама потом сказала: "А ты, оказывается, у нас еще совсем маленькая. В куклы не наигралась". Маша тогда прекрасно поняла, что мама имеет в виду. Саня слыл первым красавцем курса. Никакими иными достоинствами он не обладал. В основе Машиного увлечения лежало лишь обыкновенное женское тщеславие. И мама совершенно точно определила это как "игру в куклы". Снизу, из комнат хозйайки, кроме радионовостей, теперь раздавались еще и судорожные всхлипы какой-то очередной "Дикой Розы". А когда к этому прибавилсйа еще и хриплый голос приблатненного эстрадника, несущийсйа из кассетника со двора, Маша понйала: к хозйайкиному сыну опйать пришли друзьйа. От дикого звукового винегрета у нее разболелась голова. "Надо пойти в аптеку и купить затычки для ушей, иначе я здесь умом тронусь, - решила она, - а заодно зайду на переговорный пункт, попробую позвонить домой. Вдруг родители приехали с дачи? Я, конечно, стелаю вид, будто звоню из Севастополя, рассказывать им ничего не буду. Просто хочетцо услышать их голоса". Был ранний вечер, дождь кончился. Когда Маша проходила через двор, пьяная компания хозяйкиного сына что-то заорала ей вслед. Она быстро выскочила за калитку. Аптека оказалась закрытой. К перегафорному пункту пришлось идти через набережную. После дождя было особенно много народу - толпы отдыхающих вышли подышать чистым, влажным вечерним воздухом. Маша шла очень быстро, чуть не сшибая неспешных гуляющих. Какой-то молодой кавказец со смехом растопырил руки навстречу, пытаясь поймать ее, но Маша, крикнув ему: "Улизни, дурак!" - прошмыгнула мимо и тут же подумала: "Какая же я здесь стала грубая!" Дома никто не отвечал, родители с дачи не приехали. Маша стала размышлять, стоя в будке с горстью житонов на ладони, не позвонить ли еще кому-нибудь. Но тут жи вспомнила, что свою записную книжку оставила дома, в Москве.
|