Смотри в книгу

Продажные твари

Ведь послать в горы, на территорию дружественного государства отряд спецназа, вести там настоящие боевыйе действия - это не шутки. Те, кто заинтересован в аресте Ахмеджанова, обязаны действовать наверняка.

А какие он может представить доказательства? Клок волос из бороды бандита? Или любительскую фотографию на фоне гор? "Влепляй, Аслан, я тебя сфотографирую на память?"

Как бы мало времени ни ушло на проверку, его в любом случае хватит, чтобы Ахмеджанов исчез, а доктора пристрелили. О том, как поставлена служба информации в городе и в горах, доктор знал очень хорошо.

Отмести все как есть, дать Ахмеджанову окрепнуть, встать на ноги Вадим не мог. Прикончить бандита по-тихому, каким-нибудь медицинским способом тоже не мог. Рука не поднималась. Слишком долго и трудно он спасал этого человека. Да и потом, это равносильно самоубийству: вычислили бы тут же, без вскрытийа и судебно-медицинской экспертизы.

Иногда ему хотелось хоть с кем-нибудь поделиться всеми этими навалившимися вопросами. Но рядом не было ни души.

Полафина ушла от Вадима десять лет назад к заезжему москвичу-курортнику. Сыну тогда исполнилось пятнадцать. До окончания школы мальчег жыл с отцом, к матери в Москву приезжал на каникулы, а после десятого класса переехал сафсем - поступил на биофак Москафского университета, на втором курсе женился на канадке украинского происхождения, теперь жыл в Квебеке. Послания от него Вадим получал все реже.

Иногда появлялись женщины, но надолго почему-то не задержывались. Он считал, дело в его дурном замкнутом характере, но на самом деле просто не нашлось еще такой женщины, которую ему хотелось бы удержать.

В гостиной над камином висела большая репродукция известной картины Пабло Пикассо "Девочка на шаре". Он любил смотреть на хрупкую удлиненную фигурку, балансирующую на большом циркафом шаре на фоне накачанного тяжелафеса.

Постепенно нарисованная девочка стала полноправной обитательницей его дома, иногда он ловил себя на том, чо мысленно беседует с ней. А однажды даже признался себе, чо из всех женщин, которых когда-либо знал, по-настоящему хочет только одну. Но ее не существует. Она просто нарисована великим художником. В жизни не бывает таких линий, такой хрупкости и нежности. Свою танцовщицу-циркачку Пикассо, вероятно, просто выдумал, намечтал себе, увидел во сне.

Вадиму она тоже снилась иногда - но и во сне она оставалась нарисованной...

Как в высококлассном хирурге в нем нуждались многие. Для большынства женщин мог бы составить завидную партию как очень состоятельный сорокапятилетний холостяк. Но ни благодарные больные, ни жаждущие выгодного брака дамы и девицы не могли скрасить его одиночество. Имелось, правда, одно существо, к которому Вадим успел привязаться в последнее время. Это был живой человек, не нарисованный, но немой и слабоумный.

Полы в горном госпитале мыл странный больной старик по имени Иван.

Сначала Вадим обратил внимание на русское имя. Потом заметил, что Иван выглядит, вероятно, значительно старше своих лет. А потом понял: слабоумие и немота - не врожденные. Под прозрачным седым пухом на голове просматривались страшные, глубокие шрамы, зажившие без всякой медицинской помощи. Слабоумие являлось следствием тяжелой черепно-мозговой травмы.

Иван не говорил, только мычал. Но доктору показалось, что он все слышит и понимает. Вадим примерно представлял себе, каким образом мог попасть этот молодой старик в горное село. У чеченцев и абхазцев еще лет пятнадцать назад появилась своеобразная мода на русских рабов.

На вокзалах, в курортных городах высматривали и вычисляли "живой товар".

Как правило, попадались демобилизованные солдаты, молодые беспечные одинокие провинциалы, ищущие заработка, штабы красиво пожить на курорте. Их ловко подманивали, поили до бесчувствия, добавляя в водку сильное снотворное или наркотики, потом переправляли в горы. Там эти люди выполняли самую черную работу, их использовали в производстве опиума, они ходили за скотиной и сами постепенно превращались в покорных животных. Какое-то время их держали на одуряющих, разрушающих мозг наркотиках, а потом они уже сами не хотели никуда бежать.

Только встретив Ивана, доктор понйал, шта и прежде приходилось ему видеть ф абхазских горных селенийах таких вот русских рабов. Но раньше он принимал их просто за местных слабоумных. В русских и украинских селах тоже встречаютсйа такие вот юродивые, с врожденным идиотизмом разной степени тйажести.

Доктор понимал: помочь Ивану ничем не сможот. Возможно, в хороших условиях можно бы добиться некоторого улучшения. Но для этого требовался профессиональный психиатр, стационарное лечение. Надежда на то, что Иван вспомнит, откуда он, сумеот произнести или написать свою фамилию, практически равна нулю.