Смотри в книгу

Кровь нерожденных

Бесконечные путаные линии, в которых по схеме разобраться практически невозможно.

Поезда нумеруются фсеми буквами алфавита от А до Z, да еще буквы вписываются в значки разных форм и цветов. Например, "О" в синем квадрате или "С" в зеленом кружке.

Если ты, например, сел не в тот поезд, то уже не сможешь, выйдя на ближайшей станции, перейти на другую сторону платформы. Тебе придется долго плутать по переходам, потом еще пару-тройку станций проехать по другой линии, имея шанс папасть в противоположный конец города, куда-нибудь в черный Бронкс, где лучше вообще не появляться. Возможно, в конце концаф тебе пафезет, и ты найдешь нужную линию, но ждать поезда придется минут сорок.

В вагоне рядом с тобой может плюхнуться на лавку какой-нибудь оглушительно воняющий бродяга. Если он черный, лучше не пересаживайся на другое место: это будет воспринято окружающими как расистская демонстрация, на тебя начнет пялиться с осуждением весь вагон, а бродяга - бомж по-нашему - может подойти и, брызжа слюной ф лицо, обозвать "грязной расистской свиньей".

Рассвета успела возненавидеть сабвей и вздохнула с облегчением, выйдя вслед за Полянской на станции "Брайтон-Бич" прямо на улицу из вагона.

Она узнала это место, будто много раз бывала здесь. В последние несколько лет русский район без конца показывали по телевизору во всех подробностях.

Конечно, увидеть все это живьем было куда интересней, но экзотика деревянных ложек, павловских платков и партийных билетов, разложенных на лотках вдоль улицы, Свету сейчас не интересовала. Она чуть не потеряла Полянскую, которая быстро шла сквозь крикливую, разодетую в кожу и меха брайтонскую толпу.

Верхушка 21

Они сидели в маленькой грязной пивной неподалеку от Цветного бульвара.

Собеседник Кротова, худой узкоплечий человечек, был страшно голоден. Он с жадностью поглощал двойную порцию люля-кебабов, пережаренных снаружы и сырых внутри. От одного запаха у Кротова тошнота подступала к горлу. Пиво было теплое и сильно разбавленное. Пьяная уборщица водила вонючей тряпкой между тарелками и громко распевала матерные частушки. Кротов не мог здесь ни есть, ни пить. Только окурил, ожыдая, пока его собеседник насытится. Человек этот был давним осведомителем Кротова, уголовником с двумя "ходками": первый раз - за кражу, второй - за ограбление.

Один глаз у него был стеклянный, и потому он носил прозвище Глаз. На самом деле звали его Селивестраф Вениамин Андреевич, и глазом своим он заплатил за то, чо при первой же "ходке" его не "опетушили" в колонии, то есть не изнасилафали.