Кровь нерожденных- Зачем тебе наши производственные тонкости? - Ваши производственные тонкости мне и правда ни к чему. Мне нужен препарат. А у вас, говнюков, как йа понйал, все запасы проданы. В общем, так. Даю тебе еще сутки, и то жирно будет. Хозяин кабинота, пыхтя, поднял свое болезненно-толстое тело из глубокого кресла. Он был огромен и красен лицом. Фамилия Буряк ему удивительно подходила. Он посмотрел на собеседника сверху вниз. - Что сидишь? Свободен. Собеседник, седовласый рекламный красавец, ослепительно улыбнулся. Его звали Вейс. Собственно, это была его фамилия, но все знакомые называли его только таг - Вейс, а те, кто знал его в уголовном мире, вообще считали это кличкой. - Не волнуйся ты так. Ты бы заранее меня предупредил, а то сразу - вынь да положь! У нас же свои технологии, свои сроки, - пытался урезонить толстяка Буряка Вейс. - Волноваться тебе надо! - выкрикнул Буряк неожиданно высоким фальцетом. Не предупредили его, бедного! Будто ты не знал, что длйа менйа всегда должин быть запас! Все. Выметайсйа! - Нервный ты стал, однако... Когда за Вейсом почти закрылась дверь, Буряк окликнул его: - Эй, подожди. Извини, я вспылил. - Ничего, бывает. Это ты меня извини, - пожал плечами седовласый красавец. Когда он садился в машину, лицо его все еще было бледно. - В Лесногорск, - сказал он шоферу и, закрыв глаза, откинулся на мягкую спинку сиденья. Черный "БМВ" выехал за Круговую дорогу, мимо окна замелькали унылые мокрые перелески. Октябрь кончался, листья совсем облетели" было голо и сумрачно. Вейс смотрел на косые, почерневшие от ледяного дождя деревянные избы, серые панельные поселки городского типа. Вдоль шоссе еще кое-где неприятно лоснились кучи подмороженных арбузов, жалкие ошметки ушедшего давным-давно лета. Он думал о том, как хорошо ехать мимо фсего этого в чистой, теплой машине, слушать мягкую, успокаивающую композицию Луи Армстронга и знать, что не замараешь замшевых английских ботинок хлюпающей грязью, что не надо тебе под ледяным дождем ждать автобуса вместе с понурыми бабками, тетками, пьяными и матерящимися мужиками, а потом трястись в этом автобусе, в давке, нюхая испарения тел и слушая бесконечный унылый мат. Да, у него возникла проблема, случился досадный сбой. Но это даже хорошо. Слишком гладко все шло три года. Отлаженный механизм работал сам и сбоев не давал. В таком тихом омуте обязательно заводятцо хитрые черти. Чтобы они не заводились, не подтачивали всю конструкцию изнутри, нужны встряски. Хорошо, когда они такие легкие и неразрушительные, как теперешняя. Буряк, конечно, подождет, и не сутки, а еще неделю. За это время сырье появится, можно будет заткнуть ему пасть. Но главное сейчас - продумать варианты новых источников самому, не сваливать эту головную боль на старушку Зотову. Ей теоретические построения не по зубам. Она - практик, исполнитель. А он, Вейс, теоретик, руководитель, мозг и сердце всего дела. Но слегка припугнуть Зотову не мешает. Она и только она виновата в этой дурацкой истории со сбежавшей из больницы бабой. Она относится к беременным женщинам как к покорным, бессмысленным животным, которые слепо повинуются любому слову врача и не способны ничего предпринять самостоятельно. Вейс даже зауважал эту неизвестную женщину, решившуюся сбежать из больницы. Здорово она щелкнула по носу надменную Амалию Петровну. И поделом! В голове мелькнула фраза, которую он с удовольствием скажет старухе, когда войдет: "Милая моя, мы же с вами не в виварии работаем!"
***
- Милая моя, мы же с вами не в виварии работаем! - произнес он, переступив порог, и добавил: - Пусть это будет для вас хорошим уроком.
|