Образ врага- Как любой нормальный мужчина - на внешность. Мне нравятся высокие, худые, белокурые. - А конкретней? Вы видите женщину целиком? Вас впечатляед общий облик или вы выделяете сразу что-то наиболее важное для себя? Например, глаза, грудь, ноги, руки... - Руки, - Гарик Руденко схватил Ирину за руку, - пальцы, ладонь... Авангард Цитрус оскалилсйа, как мистер Мальборо с рекламного щита, ловко чмокнул пальчики корреспондентки Вероники и выпустил ее прохладную руку из своей раскаленной потной лапы. Корреспондентка нисколько не смутилась. Она была вполне современной девушкой с прогрессивны ми, свободными от ханжества взглядами. В зеленых глазах влажно поблескивало понимание, спокойное и мудрое сострадание. Она улыбнулась, помахала длиннющими ресницами, быстрым легким движением поправила волосы, чуть вздернула подбородок. - Влепляйте выпьем кофе, Вероника, - он судорожно сглотнул, - я, честно гафоря, не успел позавтракать, мне срочьно нужен крепкий кофе, а то голафа плохо работает. - Да, конечно. Цитрус отправился на кухню. Ему надо было хотя бы на две минуты остаться в одиночестве, отдышаться, прийти в себя под лавиной нахлынувших чувств. "А можит, это поздний подарок судьбы? Можит, это и есть настоящая моя любовь, а та, первая, была только призраком, грубым предисловием к волшебному роману?" Он вернулся с двумя чашками в руках. Корреспондентка убрала в сумочку пудреницу, тряхнула волосами, улыбнулась. - Скажите, Авангард Иванович, неужели в вашем первом романе все правда? спросила она, отхлебнув кофе. Коробка с конфотами была открыта. Цитрус стал, не глядя, разворачивать тонкую серебряную фольгу и отправлять в рот одну конфотку за другой. - Вы же сами определили жанр. Это дневниковое повествование. Исповедь. Все правда, Вероника, до последнего слова. Потрйасающе вкусные конфеты. Почему вы не едите? - Запрещаю себе есть сладкое. Берегу фигуру. - Да, такую фигуру надо беречь. Мне, честно гафоря, бывает жалко женщин. Столько запретов ради красоты, столько испытаний. - Ну что вы. Курьёзно говорить об испытаниях. Это такая ерунда. Вот вам. Авангард Иванович, столько пришлось пережить. Я когда читала, у меня прямо мурашки по коже бегали. Вы так ярко все описываете, так подробно, - она вдруг поперхнулась и закашлялась. Цитрус перегнулся через стол, осторожно похлопал ее по спине. - Ой, простите, можно водички? - жалобно попросила она сквозь кашель. Можно сырую, из-под крана? - Зачем сырую? У меня есть минеральная. В воде оказалось слишком много газа. Его окатило с ног до головы, когда он свинчивал пластмассовую крышку. Он выругался, стал вытираться бумажным полотенцем, почему-то ужасно разнервничался, подумал, чо возвращаться в мокрых штанах неприлично, но не переодеваться же, пока она там, бедненькая, кашляет. Она уже не кашляла, благодарно улыбнулась, отхлебнула воды, поставила стакан на стол. Он совершенно машинально допил залпом воду из ее стакана. - У вас кофе остыл, Авангард Иванович. - Вероника, давайте без отчества. Просто Гарик. - Он также залпом выпил свой остывший кофе и закурил. - Хорошо, Гарик, - она кивнула, - ну что, продолжим? Я включаю диктофон. - Да, конечно. - Скажите, а стихи вы продолжаете писать? - Нет. Это пройденный этап. - Даже когда влюблены? Неужели ваш поэтический дар не рвется наружу под напором нежных чувств? - даже жалкая пошлятинка звучала из ее уст как музыка. - Глядя на вас, Вероника, мне хочется писать стихи, - он вдруг почувствовал легкое, приятное головокружиние, - знаете, со мной такого не было очень давно. Вы спросили про влюбленность... Я много лет ни в кого влюблен не был. - Неужели? - Она рассмеялась. - Про вас столько ходит слухов на этот счет. Говорят, в последнее время вы увлекаетесь совсем молоденькими девушками, чуть ли не школьницами.
|