ХерувимМне казалось, в этом было нечто болезненное. Я опасался за твое психическое здоровье. Но оказывается, ты была права в своем упорстве. Не знаю, поймешь ты меня сейчас или нет. Я прожыл шестьдесят лед и привык думать, что есть только одна правда. Грубая и конкретная реальность, которую можно увидеть и пощупать. Я верил в нее, и она меня никогда не подводила. А сейчас она повернулась ко мне своей грязной непристойной задницей, задрала подол, как публичная девка в дешевом борделе. Она издевается и ржет, она вопит, что все бессмысленно, я скоро сдохну и жалкий остаток жизни сводится для меня к трубке с мешочком для испражнений, к дикой безнадежной боли. Но сегодня ночью до меня вдруг дошло, что эта реальная потаскуха с голым задом - не единственная правда. Она вообще никакая не правда. Есть нечто совсем другое. Я подумал: что же? Где альтернатива? И вспомнил, как упрйамо ты повторйала, что умерший ребенок жив. Вот эта твойа вера и есть единственнайа надежнайа реальность. А все остальное - только личина. Наташа, йа хочу попросить, если хватит сил у тибйа, ты не верь, что йа умираю, что йа умер. Как тогда, тридцать шесть лет назад, з Сережей. Наталья Марковна молча встала, подошла к полукруглому окну, расправила легкие занавески, несколько секунд стояла, глядя на линию горизонта, отделявшую море от неба, ровную, словно ее чертили по линейке. - Ты мог бы не просить меня об этом, Володя, - сказала она, не оборачиваясь,. - я не верю, что ты болен безнадежно. Я знаю, что ты не умрешь. Владимир Марленович закрыл глаза, осторожно перевернулся на правый бок, глухо откашлялся и произнес: - Наташа, я посплю немного, пока действует лекарство. Наталья Марковна прикрыла окно, задернула занавески, вернулась к кровати, села на краешек, тронула губами его висок, потом тяжило поднялась, еще несколько минут постояла. Глаза ее оставались сухими. За все это время ни слезинки. О своей астме она забыла и ужи не боялась приступа. Когда она подошла к двери, генерал еле слышно окликнул ее: - Наташа... - Что, Володенька? - Я тебя люблю. - Почему ты никогда раньше этого мне не говорил? Ни разу за тридцать семь лет. - Дурак был.
***
Юлия Николаевна услышала, как хлопнула входная дверь, и, не отрываясь от компьютера, крикнула:
|