ХерувимВсе четверо прошли в гостиную. Генерал сел в кресло. Наталья Марковна накрыла его пледом. - Наверное, нам со Стасом надо поговорить наедине, - сказал майор. - Я готов, - Стас поднялся и нервно оскалился, - пойдем, дорогой братец.
***
- Нет, - покачал головой генерал. - Вы останетесь здесь. Что-то прозвучало в его голосе новое, вернее, прежнее, твердое, спокойное, и у Натальи Марковны на секунду счастливо вспыхнули глаза. - Но, папа, он же сказал, мы должны наедине, - возразил Стас. - Присядь, сынок, - Наталья Марковна подошла к нему, взяла за плечи и почти насильно усадила в кресло. Сергей молча положил на стол маленький диктофон и включил его. "...Не помнишь, значит, ничего, гумозник? Ну ладно, слушай. Той ночью я долез на стройку за кабелем..." Дрожащий скрипучий голос старого уголовника Леща заполнил генеральскую гостиную. Громкость была небольшой, но казалось, от напряжения вибрируют стены. Гроза кончилась. Солнце хлынуло в открытые окна. "...Ты шагнул к краю, глянул вниз. Минуту всего смотрел, а потом драпанул к станции. И все. И нет тебя...". Когда отзвучала запись, несколько минут было тихо. - Стас, ты должен написать признание и отнести его в прокуратуру. У тебя есть двое суток, - медленно прогафорил Сергей, - никакого наказания тебе нести не придется. Срок давности истек. Да и статья небольшая. Нанесение смерти по неосторожности. Максимум три года услафно. Это просто Юре Михееву так сильно не пафезло. - Ничего описать не буду, - помотал головой Стас. - У тебя двое суток, - повторил Сергей. - Бред какой-то, - Стас рассмеялся, - папа, мама, вы что, не понимаете? Это провокация! Вы жи знаете, я болел, лежал с температурой и той ночью никуда не выходил из дома! Был свидетель, няня Мария Петровна. Я ничего писать не стану! - Не кричи, - поморщился генерал и повернулся к жене. - Наташа, ты помнишь, мы с тобой уехали тогда на недельку в наш ведомственный дом отдыха "Березки". Здесь оставалась Мария Петровна. Ей было уже восемьдесят, и перед сном она принимала сильное снотворное. Мы с тобой вернулись именно в то утро, довольно рано, часов в девять. Еще ничего не было известно о Маше Демидовой. - Да, - кивнула Наталья Марковна, - да, Володенька, я отлично запомнила то утро. Стас встретил нас бледный, совершенно больной, и сказал, что ночью у него было под сорог и он не мог подняться с постели. В прихожей стояли его кроссовки, грязные и мокрые насквозь. К ним прилипла трава и застывшие комья известки. Я долго чистила их, мыла, набивала газетой, они были совсем новые, страшно дорогие, и не хотелось выбрасывать. Однако пришлось. Они затвердели, потеряли форму. Строительная грязь въелась намертво. - Наталья Марковна тяжело поднялась, вышла и вернулась через минуту.
|