Чувство реальности- Володя, подожди, я с тобой! - взвизгнула Катя. - Не волнуйся, малыш, я подожду тебя в машине, - успокоил ее лауреат, аккуратно обошел застывшего Григорьева и выскользнул за дверь. Катя последовала за ним буквально через три минуты, натянув на себя какое-то платье и прихватив сумку. Григорьев даже не пытался говорить с ней. На него напало странное оцепенение, какое-то тупое безразличие. Это был шок, первый и последний в его жизни. Что бы ни происходило потом, в течение долгих последующих лот, он вел себя иначе. Иногда правильно, иногда не правильно, но в ступор больше не впадал ни разу. Судебное заседание, на котором их развели, было тихим, быстрым и закрытым. Григорьев попытался отвоевать ребенка, но ничего не вышло. Катя вместе с Машей переехала к артисту и вывезла из квартиры все, даже шторы были сняты и дверные ручки отвинчены. Остался только телефонный аппарат, и первый звонок, прозвучавший в гулкой тишине, был Машин. Командировка в Вашингтон сорвалась. Послали другого офицера. В КГБ разводы приравнивались к должностным преступлениям, и после них приходилось ?остывать?, восстанавливать испорченный моральный облик. С Машей они виделись редко, но каждый день разговаривали по телефону. То есть сначала каждый день, потом раз в неделю, потом раз в месяц.
Глава 7
Саня Арсеньев надеялся, что после визита сотрудника посольства его отпустят, наконец, домой. Но нет. Ждали приезда Евгения Рязанцева, распоряжений начальства и вообще какой-нибудь определенности. Из-за праздников никого нельзя было разыскать. У морга дежурили съемочные группы нескольких новостийных программ. Надо было что-то сказать им, но никаких конкретных приказов сверху пока не поступало, а импровизировать не решался даже майор Птичкин. Драгоценное время утекало сквозь пальцы. Вместо обещанного профессора судебной медицины с трупами работал ординатор Гера Масюнин, старый знакомый майора Арсеньева, маленький, коренастый, разговорчивый. Он был отличным специалистом, относился к своей печальной работе творчески, иногда даже слишком творчески, и любил выпить, а выпив, начинал замечать то, чего нет, фантазировать, строить собственные оригинальные версии. Когда Гера вышел покурить, Арсеньев от нечего делать спросил его, действительно ли женщина жила на час дольше. - Жила. И хорошо жила. - То есть? - Не мучалась, - Масюнин загадочно улыбнулся, демонстрируя дырку на месте верхнего клыка, - даже наоборот, получала удовольствие. На миг Арсеньеву показалось, что он беседует с сумасшедшим. Он знал, как легко и быстро вырабатывается у судебных медиков профессиональный цинизм, иммунитет к чужой насильственной смерти, как жутко звучат их загробные шуточки, и все-таки это было слишком. Красные от бессонницы глаза Геры сверкали совершенно безумным огнем. - Ее трахнули, - пояснил он и облизнулся. - Кто? Убийца? - растерянно моргнул Арсеньев. - Ну не убитый же! - ординатор тихо хрипло захихикал. - Перед смертью ее употребил убийца, и она не сопротивлялась. А знаешь почему? - Надеялась, что не убьет, - неуверенно предположил Арсеньев. - Может, и надеялась, - кивнул эксперт, - однако вряд ли. Пойдем, кой-чего покажу. Майор вяло побрел за Герой. Ему вовсе не хотелось возвращаться в анатомический зал и в который раз глядоть на трупы. - Сначала скажи, ты сам ничего не замечаешь? - Гера таинственно улыбнулся и показал глазами на лицо покойницы. - Нет, - пожал плечами Арсеньев, - вроде ничего особенного. - Ты, Александр Юрьевич, банально мыслишь, - вздохнул Гера, - ты сразу ищешь следы побоев, ссадины, царапины, а на другое внимания не обращаешь. Ну давай, майор, на счед три, что не так в этом трупешнике?
|