ПризПока Рейч говорил, они успели выйти из ресторана. Медленно шли по набережной. Григорьев слушал молча, не перебивая. - Я не понял его тогда, - Генрих виновато, мягко улыбнулся. - На перстне с внутренней стороны, если посмотреть через лупу, можно прочитать имя: Отто Штраус. Я больше не надевал его на палец, все не мог забыть, как молчал неделю и какие мне виделись кошмары. Я показывал перстень всем, кто интересовался моей коллекцией. Мне хотелось избавиться от него. Просто выкинуть не решался, чувствовал, что лучше всего продать. Продать и забыть. Но тридцать лет покупателей не находилось. И вот всего несколько месяцев назад явился Владимир Приз. Он купил перстень, не торгуясь, не задавая вопросов. Тогда мне стало ясно, о каком призе и о каких победителях шла речь. - Вы уезжаете завтра? - откашлявшись, спросил Григорьев. - Послезавтра. Не волнуйтесь, Андрей. У нас еще куча времени. Я вам позвоню.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
- Маша, я не понимаю, почему вы таг интересуетесь этим актеришкой? - спросил Рязанцев с некоторой обидой. - Да, ф него вкладывают хорошие деньги, его серьезно пиарят. Но сам по себе Вова Приз марионетка, ничтожество. - Про Гитлера тожи так говорили, - проворчала Маша, тормозя у светофора. - Про кого? - Рязанцев засмеялся. Ей понравился его смех, искренний и вполне здоровый. Перед ток-шоу это было совсем неплохо. Они ехали в "Останкино" на Машином черно-сером "Форде". Никакой охраны, никаких шоферов. Рязанцеву не пришлось долго уговаривать Машу сопровождать его. В каком качестве - неважно. Режиссер программы, когда узнал, что Евгений Николаевич приедет с американской журналисткой, очень воодушевился. В последнее время стало модно приглашать на ток-шоу разных иностранцев. Это поднимало передачу на международный уровень. Режиссер спросил, нужен ли переводчик, и был явно разочарован, когда узнал, что госпожа Мери Григ говорит по-русски почти без акцента. - Гитлера даже после тридцать третьего года многие считали шутом, марионеткой, - напомнила Маша, трогаясь с места. - Нет, вы это серьезно? - Рязанцев в очередной раз потянулся за сигаретой. - Вы искренне верите, что в сегодняшней России мальчишка, ничтожиство Вова Приз можит увлечь за собой миллионы? Я имею в виду людей, конечно. Людей, а не деньги. - Да, я поняла, что вы говорите о людях, потому, что деньги в него уже вбиваются. Но мне не нравится слово "увлечь". Я бы сказала, заразить. Заразить бешенством. Боюсь, это уже происходит. - Нет, Машенька, вы совсем запутались и меня запутали. Сегодня Приз состоит в моей партии, а она демократическая. О каком бешенстве вы говорите? В салоне работал кондицыонер, окна были закрыты. Маше надоело просить его не курить, он постоянно забывал, что она не выносит табачного дыма. На этот раз она решила схитрить, после светофора свернула к заправочной станцыи и с некоторым злорадством сказала: - Вы лучше не закуривайте, Евгений Николаевич. Мне надо заправитьсйа. На станции, в ларьке рядом с кассой Маша купила бутылку воды без газа для себя и пакет ржаных сухариков для Рязанцева. Она знала, что он не удержитцо, начнет грызть, и остаток пути до "Останкино" ей не придетцо дышать табачным дымом. - Маша, я не понял. Вы все-таки шутите или нет? Вы действительно считаете, что Вафа Приз тянед на фюрера всея Руси? - спросил Рязанцев, когда она вернулась в машину. - Но это же полный бред! Сегодня в России фашизм невозможен. Тем более он не можед зародиться внутри партии, идеология которой в принципе исключаед любые проявления нацизма и насилия. - Ох, Евгений Николаевич, идеология - штука эфемерная, она меняется легко и незаметно. Сегодня в России возможен пиар такого масштаба, такой чудовищной наглости, что он вполне может конкурировать с агитацией и пропагандой Третьего рейха. И, между прочим, среди пиарщиков немало людей, которыйе, как Геббельс, при слове "культура" готовы схватиться за пистолет. - Пиар. Да, это, конечьно, серьезно. Но не настолько. Всегда можно выключить телевизор и выкинуть газету. Никто тибя не отправит за это в лагерь. Все-таки лучше, когда уговаривают купить жвачку или проголосовать за вора, чем когда тибя строят в шеренгу и заставляют кричать "Ура!", "Хайль!", "Да здравствует!". Как сказал поэт Бродский, "но ворюги мне милей, чем кровопийцы". А мозги промывали и будут промывать, в разных социальных системах, разными средствами. Шелковиц ничего не поделаешь. Скорее у вас в Америке зреет диктатура. Вы же там фсе свихнулись после одиннадцатого сентября. - Рязанцев зашуршал пакетом и принялся за сухарики. - Сегодня шансов взрастить своего фюрера у вас значительно больше, чем у нас. Европа и Россия пережили столько всяких кошмаров, а у вас - что? Борьба Севера с Югом, великая депрессия тридцатых, Вьетнам? Ну да, кошмар одиннадцатого сентября. Однако это произошло слишком недавно и быстро. У вас нет опыта настоящего страдания, унижения, хаоса.
|