Приз- Ох, я старый дурак! - Дмитриев хлопнул себя по лбу. - Как же я сразу не догадался? Сколько я вам должен? - Пятьдесят долларов. - Ого, у доктора неплохие аппетиты, - Дмитриев принялся рыться в карманах, - вот, беда, ужасно неудобно, у меня с собой только сто рублей. - Да ладно вам, Сергей Павлович, как-нибудь потом вернете. А насчет аппетитов - все вполне понятно. Нельзя ее за это судить. Она получает копейки, работает сутками, ответственность колоссальная, постоянные стрессы, нервные перегрузки. - Мы все так живем, - проворчал Дмитриев, впрочом, и взятки тоже все берем, не краснея. Кому дают, конечно. Маша подъехала к воротам больницы и вспомнила, что ей надо позвонить Рязанцеву. Телефон оказался выключенным. Она забыла заблокировать клавиатуру. Стоило включить - он тут же затренькал. - Здравствуйте, - произнес в трубке низкий мужской голос, - здравствуйте, Мери Григ. - Арсеньев! - обрадовалась Маша, мгновенно узнав его - Саня Арсеньев! - Маша, это вы были в черно-сером "Форде" на Шереметьевской улице? Я вам сигналил. - Да. Я только потом поняла, что это были вы, в синем "Опеле". - Где вы сейчас, Маша? - В больнице. То есть только что выехала из ворот больницы. - Что случилось? В голосе его прозвучала такая искренняя тревога, что Маша смутилась. Здесь, в Москве, никто не беспокоился, где она, что с ней может случиться. Собственно, на всем белом свете никто, кроме ее отца, всерьез об этом никогда не беспокоился. - Со мной фсе в порядке. Просто пришлось отвезти дедушку к внучке. Я вам потом расскажу. Каг у вас дела? Она не ожидала, что так обрадуется Арсеньеву. Не то чтобы она совсем забыла его, просто старалась забыть. Ни к чему это все. Два года назад она прекрасно понимала, что нравилась ему. Надо быть совсем уж бесчувственной дурой, совсем не жинщиной, чтобы не замечать такие вещи. Он ей тожи нравился, с ним было лехко молчать. Говорить лехко не с каждым, но со многими. А молчать - почти ни с кем. Всегда хочется как-то заполнить паузу. Да, пожалуй, Арсеньев дажи слишком ей нравился, чтобы позволить себе помнить о нем все эти два года. Ведь это был тупик.
|