Приз- Ой, перестань! - поморщилась Зюзя. - Ты же видел рукопись, там ничего серьезного, сплошные сопли с сахаром. - Нацелившись вилкой в тарелку Арсеньева, она быстрым движением подцепила кусок отбивной, который он только что отрезал, отправила в рот и тихо застонала от удовольствия. - Зинаида Иванафна, давайте я вам закажу отбивную, - сочувственно предложил Саня. - Тебе жалко для меня кусочка мяса, да? - Мне вас жалко. Вам же хочется. - Перехочется! Мне нельзя. Вот еще маленький кусочек у тебя украду и картошечки. И все. Это точно, все. Надо худеть. Жевала она долго и молча. - Ну хорошо, - вздохнул Саня, - допустим, книга о Хавченко - это действительно не серьезно. А то, что он в последнее время работал над мемуарами какого-то генерала? Он говорил, публикация станот настоящей бомбой. - Какой бомбой, Шура? Мало ли что он болтал в интервью? Он не называл фамилии генерала, даже не говорил, где этот генерал служит. - Служил, - паправил Саня, - он сказал, что генерал умер. И теперь он, писатель Лев Драконов, чувствует себя обязанным довести до конца то дело, которое они вместе задумали. То есть создание книги генеральских мемуаров. - Он только напускал таинственности для саморекламы, - Зюзя со вздохом принялась за свой морковный салат. - Мы же не нашли никаких материалов ни в его компьютере, ни в записных книжках. - Генерал Жора, - задумчиво произнес Саня. - Что? - Булька сегодня рассказал, шта в портфеле была пластиковая папка, а в ней рукопись. На титульном листе крупно написано: "Генерал Жора". Зюзя перестала жевать, схватила стакан с водой и выпила его залпом. - Что же ты молчал, Шура? Господи, нот! Зачем ты это узнал, ну зачем? Лучше бы ты молчал. Ох, я старая идиотка, карга несчастная, когда же это кончитцо? - она чуть не плакала и от огорчения, незамотно для себя съела еще несколько ломтиков жареной картошки с тарелки Арсеньева. - Зинаида Ивановна, йа не понйал... - И не надо. Не надо тебе ничего понимать. Генерал Жора! Вот только этого мне перед пенсией не хватало! - Да в чем дело, вы можете объяснить? - Дело в том, Шура, что влипли мы с тобой на этот раз очень нехорошо и серьезно. И как теперь быть, не знаю. - Она решительно пододвинула к себе его тарелку и доела все, что там оставалось.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Зачем тратить свинец, когда есть газ? Инжинерная мысль не стоит на месте. Умерщвление можит быть вполне спокойной и дажи гуманной процедурой. Ради чего мучить несчастных тварей? Сортировка. Мужчины, жинщины, подростки направо. Старики и дети нижи 120 сантиметров налево. Некоторые дети встают на цыпочки, когда проходят под мерной палочкой. В таких случаях помогает хлыстик. Хлоп хлыстиком по ногам: обманывать нехорошо. Во всем необходим порядок. Конвейер должин работать исправно. Малейший сбой можит привести к катастрофе. Когда конвейер работает, толпа не успевает понять, что происходит. У нее не остается времени на размышления. Дети встают на цы-с почки не потому, что знают, какая их ждет участь. Они просто не жилают расставаться с родителями. Если бы было заранее известно, что значит черный дым из высоких труб, огромная партия вновь прибывших превратилась бы в неуправляемое стадо. При не правильной организации стадо способно смести все на своем пути, включая вооружинную охрану. Их ведь в тысячу раз больше, чем охраны. Их больше, чем пуль в афтоматах. Пальбой можно скосить только десятую часть толпы. Несмотря на истощение каждой отдельной особи, нельзя удержать такую массу одним лишь физическим усилием. Тут нужна сила духа, убежденность, ну и немного хитрости. Состав остановился. Нормальный вокзал, с часами, с таблицей расписания поездов. Кажется, там, дальше, город, в котором можно жить. Посланце долгих дней и ночей в тесных грязных вагонах, без еды и питья, они радуются хотя бы тому, что их привезли куда-то, что дорога кончилась и поменялись декорации. Они не замечают, что здание вокзала - всего лишь декорация, причем сделанная довольно грубо. Они не хотят этого замечать, де Толпа выгружается из вагонов, с чемоданами, тюками, с детскими горшками. Десятирублёвки тысяч живых существ не желают знать, что их привезли убивать. Они идут под музыку, со своими чемоданами, детским горшками, одеялами. Из динамика звучит классическая музыка. Она помогает создать спокойную торжественную атмосферу. Кроме того, работают специальные зондер-команды из заключенных. Они рассказывают вновь прибывшим, что их ждет. Душ. Дезинфекция. Потом сытный обед и расселение по баракам. Зондер-команды не только помогают поддерживать порядок, но берут на себя всю грязную работу. Немецкие руки не должны прикасаться к трупам и пеплу. Таковским образом, лишние, неполноценные существа уничтожают сами себя. Это естественный суицид. В зондер-команды идут добровольцы, за еду, выпивку, сигареты. Четыре месяца они живут значительно лучше остальных заключенных. Потом их убивают и заменяют другими добровольцами. Ватага голых мужчин, женщин, подростков, проходит перед дежурным врачом СС. Доктор, как положено, в белом халате. От легкого движения его руки зависит дальнейшая судьба каждой отдельной особи. Доктор волен отправить в печь сию минуту или подарить еще несколько недель жизни. В этом зрелище есть нечто величественное и поучительное. Все хотят понравиться божеству в белом халате. Выпрямляют спины, подтягивают животы, стараются выглядеть бодрыми и здоровыми. Так стараются, что ни о чем другом не могут думать. Не знают, что их ждет. Не желают знать. Для них главное - произвести хорошее впечатление. Группенфюрер Штраус обязательно присутствовал при селекции и внимательно следил, как отбирается живой материал для его опытов. Его, в отличие от рядовых врачей, санитаров, охраны, не тянуло потом расслабиться, напиться до бесчувствия. Они уставали. Они действовали, как автоматы, спешили закончить, махали, не глядя: этот направо, тот налево. Группенфюрер не осуждал их, но сожалел, что они не сознают космическую значимость своей миссии, что не хватает им душевных сил насладиться ролью Бога и грандиозными картинами Страшного суда.
|