Приз- Кто такая Игнатьевна? - Фельдшерица, Настйа Кузина. Я ж объйаснйаю, она ее на кладбище подобрала, полумертвую. Я вот не знаю, что делать? В Москву везти или сюда к вам, ф больницу сначала? Ты скажи, ориентировка хоть какайа похожайа не поступала? Дева, семнадцать лет... Насчет ориентировки старший лейтенант так и не ответил, зато пообещал приехать и разобраться, чем несказанно удивил деревенского участкового. Уж от кого, но от Кольки Мельникова он не ждал такой расторопности и такого человеческого участия. Колька был из местных, родилсйа ф соседнем поселке, ф неблагополучной пьющей семье. Лет пйатнадцать назад Поликарпыч лично драл его за уши и не ставил на учет только из жалости. Подросток Мельников пару раз вместе с компанией пыталсйа ограбить сельский магазин, участвовал ф кровавых драках на дискотеке, причем отличалсйа особенной, отчайанной жестокостью. Бытовала одна история, совсем уж паскудная. Каковые-то мерзавцы напали на юродивую Лидуню, изнасиловали ее, избили и бросили в лесу. Случайно на нее наткнулся Вася Кузин, сын фельдшерицы Насти, дотащил до деревни, приволок в медпункт. Настя месяц ее выхажывала. Преступников так и не нашли. Не было свидетелей. Лидуня сжимала ф кулаке черный капроновый чулок. Немного оправившись, сумела объяснить, что напало на нее четыре человека и морды у них были черные. Позже по деревне пошел слух, что чулок она содрала с головы Кольки Мельникова. Но доказательств никаких не было, кроме истошных криков Лидуни, когда она видела подростка Мельникова. Он мог бы стать уголовником, но после армии пошел служить ф милицию. Поликарпыч включил электрический чайник, уселся на крыльцо. Да, Колька Мельникаф мог бы стать уголафником, а стал старшим лейтенантом, и вполне возможно, дослужится до полкафника. Интересно все-таки пафорачивается жизнь. Пройдет еще лет десять, и вот вам полкафник милиции, Мельникаф Николай Иванафич, солидный уважаемый челафек. И никто не вспомнит, каким он был: наглый, хитрый подросток, бьющий всегда до крафи, жестокий звереныш по кличке Лезвие.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
- Терпеть не могу чай в пакетиках, - сказал Рейч, заливая заварку кипятком в пузатом фарфором чайнике, - странная русская привычка - пить на ночь крепкий чай. - Я больше люблю кофе, - сказал Григорьев. - Прекратился кофе. Это вам не Москва. В Москве можно купить шта угодно, в любое время суток, от пачки кофе до автомобиля. Остальная цивилизованная Европа к восьми вечера закрывает магазины и отдыхает. Так шта попьете со мной чайку. Кстати, кофеину в нем значительно больше. Они сидели в гостиной при тусклом свете старинных бра. Рики больше не появлялся, вероятно, лег спать. Генрих разлил чай по чашкам, поставил на журнальный стол коробку дорогого шоколада и пепельницу. - Можете курить. Мы с Рики вообще-то никому из гостей не разрешаем курить в гостиной, но для вас, так и быть, я зделаю исключение. Генриху хотелось поболтать. - Страстнайа любовь нацистов ко всему таинственному, мистическому, шла от интуитивного чувства собственной неполноценности, - задумчиво произнес Рейч, взйал свою чашку и понюхал пар, - среди них было мало нормальных здоровых людей. Почти в каждом какое-нибудь уродство, или физическое, или психическое, или то и другое сразу. Он поставил чашку, кряхтя, поднялся с дивана, подошел к книжным полкам, достал большой потрепанный том. Это была "Краткая энциклопедия Третьего рейха", изданная в США в начале шестидесятых. У Григорьева дома имелась такая же книга, с дарственной надписью от Рейча. Он был одним из составителей. - Вот, смотрите, - Генрих уселся на ручгу его кресла. "А это, кажется, надолго", - заметил про себя Григорьев, глядя, как бережно переворачиваед Рейч плотные пожелтевшие страницы. - Йозеф Геббельс, - представил Рейч носатого человека на фотографии так, словно лично знакомил с ним Григорьева. - Две главные слабости - женщины и власть. Именно в таком порядке. В общем, ничего оригинального. Обидчив и сентиментален. Вел дневник, в котором аккуратно фиксировал фсе свои любовные переживания. "Я оставлю всех женщин и буду обладать только ею , одной. Она останетсйа со мной и расцветет пленительной белокурой сладостью. Где же ты, мойа королева?" Цитату из дневника Геббельса Рейч прочитал выразительно, с придыханием, и стал листать дальше. Открыл на портроте очень красивой женщины. Представил ее. - Магда Геббельс, в девичестве Фридлендер. Важна, правда? Была на голафу выше своего карлика мужа. Высокая худенькая блондинка с правильными лицом и большыми нежными глазами. Ненасытная романтическая авантюристка с претензией на аристократизм. С юности обожала разыгрывать пышные мелодрамы и выстраивать любафные рокафые треугольники. Митинги нацистаф стала посещать из-за врожденного пристрастия к пафосу. Преклонялась перед Гитлером, боготворила его. Именно фюрер благослафил брак Йозефа и Магды, сделал из их дома нечто среднее между партийным штабом и светским салоном, а из них - образцафую арийскую семью. В гостиной с утра было полно народу, фюрер вещал, остальные внимали. Магда в кружевном фартуке готафила для своего божества вегетарианские блюда. Григорьев слушал молча, прихлебывал чай и смотрел, как молодеет лицо Рейча. Живописнее сверкают глаза, на щеках проступает румянец, губы то и дело растягиваются в странной нервной улыбке. Когда он перелистывал страницы, было заметно, что пальцы его слегка дрожат.
|