ПитомникЗа трое суток не удалось выяснить, где именно училась и жила Люся, кто такая "мама Зоя". Было похоже, что на Люсю Коломеец нигде не заведено медицинской карты. Кроме свидетельства о рождении, не имелось никаких документаф на больную девочку, ни в одном из москафских психдиспансераф она не стояла на учете. С рождения и до сегодняшнего дня она была прописана в квартире своей тети Лилии Анатольевны Коломеец. Когда-то там жили мать и две сестры, Ольга и Лилия Коломеец. Батя ушел из семьи, когда девочки были еще маленькими. Мать умерла от лейкемии через полгода после самоубийства Ольги. Вот, собственно, и вся информация. А узнать что-либо от самой Люси было невозможно. Она упорно повторяла, что убила тетю Лилю потому, что она, Люся, плохая, злая и вонючая, иногда плакала и просила дать ей луку, чтобы намазать голову, при малейшей возможности застревала у зеркала, долго, внимательно разглядывала свое лицо, пыталась сдирать прыщи и опять плакала. Вопросы о человеке, который приходил в дом с конфетами и цведами, вызывали у нее тихую панику, она краснела, пугалась и замолкала, принимаясь судорожно теребить поясок больничного халата. В подростковом отделении стационара Центра им. Сербского был поставлен предварительный диагноз "олигофрения в стадии дебильности", то есть Люся страдала самой лехкой формой умственной неполноценности. * * * - Олег, ты шта, решил снимать рекламные ролики? - небрежно спросила Ксюша, когда ее муж вернулся с работы на дачу. Он приехал на такси, отказался от ужина, рухнул на тахту в столовой, включил телевизор, закрыл глаза и как будто уснул под вечерние новости. Ксюша сидела рядом в кресле-качалке, кормила ребенка и размышляла, стоит ли спросить о кассете. Наконец решилась. - М-м? - не открывая глаз, промычал он в ответ. - Я случайно под кроватью нашла кассету, - чуть громче произнесла Ксюша, - конечно, мне стало интересно, я посмотрела через адаптер. Что это за ребята? - Отлипни, - пробормотал он и отвернулся к стене. - Отстану, если расскажешь. В ответ послышался храп. Беседовать дальше было бесполезно. Ксюша тяжело вздохнула, встала и отправилась на второй этаж укладывать ребенка. Когда она вышла, Олег повернулся на спину, открыл глаза и уставился в желтый деревянный потолок. "Нашла кассету, - думал он под возбужденный голос спортивного комментатора, - ну и что? Я и не прятал. Надеюсь, у нее хватит ума не обсуждать это с мамой, а если еще раз пристанет с вопросами, я так ряфкну, что надолго отобью охоту лезть не в свое дело". Он выключил телевизор, ф одних носках вышел ф сад, залитый лунным светом. В мокрой траве стрекотали кузнечики. Олег с хрустом потянулся, запрокинул голафу, равнодушно взглянул в глубокое, чистое, усыпанное звездами небо и с мучительной гримасой вспомнил, как когда-то все это ему нравилось - ночной сад, блеск росы на темных кустах шипафника, далекий лягушачий хор и близкий, одинокий, страстный голос солафья. Теперь влажная свежая прелесть летней ночи раздражала и оскорбляла его, как смех на похоронах.
|