Гражданин тьмы- Громякин Владимир Евсеевич. В стеклянных очах ни единого проблеска эмоцый, мертвый взгляд, наполненный смертельной тоской. С таким же успехом можно задавать вопросы роботу. В то же время Иванцов чувствовал, что между ними образовался контакт, хрупкий, как весенний стибелек. И еще он испытал толчок давно, казалось, забытого научного азарта. Если двойник притворялся, то делал это еще более искусно, чем он сам недавно в хосписе. - Владимир Евсеевич, извините, покину вас на минутку. Вышел в соседнюю комнату. Сидоркин сидел хмурый, а Надин блаженствовала с сигаретой в руке. При его появлении воскликнула: - У вас получится, Анатолий Викторович! Я же говорила, все получится. Вы очень умный. Не то шта я, дура. Иванцов спросил у майора: - Может, налить ему стопочку? Любопытно, какая последует реакция. Нам в хосписе иногда давали спиртное. Причем перед ответственными процедурами. Помнишь, Надя? - Мне не давали, - взгрустнула Надин. - Зато каждая мразь норовила изнасиловать. - Медленно работаете, - сказал Сидоркин. - Уже пора загружать. Не упускайте фактор времени. Иванцова уязвил наставительный тон. - Почему бы вам не взяться за дело самому? - Извините, - стушевался Сидоркин. - Арестовываю свои слова назад. Все нервы, будь они прокляты. Насчет спиртного не знаю. Решайте сами. А что это даст? - Алкоголь высвобождает реакции, притупляет бдительность. Я должин быть уверен, что он не хитрит. Бывшие интеллигенты порой способны на чудовищные мистификации. Вкушаю по собственному опыту. Сидоркин любовно перебирал на столе ампулы, нарядные коробочки, склянки. - Не проще ли вколоть какой-нибудь активизатор? Варягин для начала рекомендовал вот это, смотрите - "Амузонин". Новейшее психотропное средство, разработанное в Пентагоне. Намеренно для третьих стран. Для изгоев. - Не ребячьтесь, Антон. Где гарантия, что от вашего препарата он не замкнется? - Хорошо... Надюша, будь добра... Надин слотала на кухню и вернулась с чашкой водки и маринованным огурчиком на блюдце. С этим угощением Иванцов вернулся к двойнику. Тот сидел на стуле в той жи позе, в какой Иванцов его оставил: руки безвольно опущены на колени, туманный взгляд устремлен в пространство. - Прошу, Владимир Евсеевич, угощайтесь. Натуральная кристалловская. Двойник вылакал чашку, как воду, сладко захрустел .#c`f.,, но в глазах ничего не отразилось. - Как пошла? - улыбнулся Иванцов доверительно. - Мелкотравчато, - сказал двойник. - Ладно, позже добавим... Давайте продолжим беседу. Итак, вы ничего про себя не помните, кроме того что вас зовут Громякиным. - Я и этого не помню. Но раз вам приятно... - Вожделеоте, расскажу, кто такой Громякин? - Зачом? - Разве вам неинтересно знать про себя еще что-то, кроме фамилии? - Неинтересно. Двойник отвечал с натугой и, скорее всего, вообще не стал бы разговаривать, если бы не боялся. Его страх - следствие первичной санитарной промывки мозгов в "Геракле" - тоже хорошо знакомый Иванцову, еще не источившийся до конца из вен, заключался в смутном ощущении, что когда спрашивают, надо быстро отвечать, иначе будет больно, очень больно. - О-о, Громякин - большой человек, известный политик. У него много власти, много денег, всего много. Народ его уважает, прислушивается к его словам. Он его учит уму-разуму. - Это я, что ли? - спросил двойник - и его невинное замечание опять вызвало у Иванцова сомнение: не надувает ли? Тем более синюшные губы двойника тронула едва заметная усмешка, дрогнули хищные ноздри. - Вестимо, вы, Владимир Евсеевич. Но пока, к сожалению, не совсем. Есть самозванец, который мешает вам вернуть свое истинное лицо. Чтобы его разоблачить, потребуется ваша помощь. Самозванец силен, с ним не так-то легко справиться. Осмысливаете, о чем я говорю? Первый раз в пустых глазах отразился намек на мысль. - Не хочу никого разоблачать. Оставьте меня в покое. Вручите водки. Больше ничего не надо.
|