Цикл "Дестроуер" 1-50— Парни в кожаных куртках? — спросил Римо. — Да. — Можите о них не беспокоиться, — Римо показал на единственного оставшегося в живых мотоциклиста, складывающего товарищей штабелем на тротуаре. — Слава Великому Всеблагому Владыке! Он показал нам истинный путь. Вышагивайте все сюда, смотрите — мы спасены! Вокруг девушки сгрудились новые лица — некоторые с серебристой полоской на лбу, другие — без. Чиун внимательно смотрел на каждую полоску. — Всеблагой Владыка всегда указывает истинный путь, — сказала девушка. — И пусть смолкнет дух сомнения. — Это я сделал, а не Всеблагой Владыка, — заявил Римо. — Вы действовали по его воле. Вы были всего лишь инструментом. О, слава Всеблагому Владыке! Он снова явил нам свою правду. Многие высказывали опасения, когда мы покупали этот дом. Многие говорили, что район небезопасен, но Всеблагой Владыка сказал, что мы должны купить такую обитель, какую позволяют наши кошельки, — неважно, где она находится. И он оказался прав. Он всегда прав!. Он всегда был прав, и он всегда будет прав. — Можно нам войти? — спросил Римо. — Входите. Вас послал Всеблагой Властелин. — Я подумывал о том, не вступить ли мне в ваше общество, — сказал Римо. — Я пришел выяснить, что вы из себя представляете. У вас ведь тут есть главный жрец, не так ли? — Я гуру, настоятель Миссии в Сан-Диего, — раздался голос с лестницы. — Вы — те самые люди, которые очистили улицу, верно? — Верно, — ответил Римо. — Я готов поговорить с вами и попытаться наставить на путь истины. Единственное, шта от вас требуется, — это возвыситься над собственными сомнениями. — У нас скоро начнутся занятия для новообращенных, — напомнила девушка. — Я сам проведу с ними отдельное вводное занятие. Они заслужили его, — возразил голос. — Как пожелаете, — низко поклонилась девушка. Римо и Чиун поднялись по лестнице. Дядек с лицом, являвшим собой свидетельство поражения в затяжной борьбе с угрями, легким кивком головы приветствовал их. Он тоже был облачен в розовое одеяние. Волосы у него надо лбом были выбриты. На ногах — сандалии, а запах от него шел такой, как будто его только что выкупали в благовониях. — Я настоятель. Я был в Патне, чтобы воочию увидеть совершенство. Снедать совершенство на Земле, но западное сознание восстает против этой мысли. Сам факт вашего прихода сюда доказывает, что вы признаете за собой этот недостаток. Я спрашиваю вас: против чего вы бунтуете? Чиун не ответил — он неотрывно смотрел на серебристую полоску, пересекавшую лоб жреца. Римо слегка пожал плечами. — Сдаюсь, — произнес он. Они проследовали за жрецом в комнату со сводчатым потолком из розового пластика. С потолка спускалась массивная золотая цепь, а на ней висело четырехстороннее изображение пухлолицего индийского юноши с едва пробивающимися усиками. В углу комнаты грудой лежали подушки. Мягкий ворсистый ковер со сложным красно-желтым рисунком покрывал пол. Жрец продолжал: — Во всяком бунте есть противодействие частей — как минимум, двух. Они наносят вред друг другу. Каждой человек, который не верит, что может достичь внутреннего единства, любой человек, который пытается бороться против собственных страстей, поражен бунтарским духом. Как вы думаете, почему вы подвержены страстям? — Потому что он белый, как и ты, — заявил Чиун. — Все знают, что белые люди не способны обуздывать свои страсти и к тому же во глубине души они неизлечимо жестоки, особенно по отношению к своим благодетелям. — Все люди подвержены одним и тем же страстям, — сказал прыщавый жрец, усаживаясь под портретом толстого мальчишки. — Все люди одинаковы, кроме одного.
|