Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

Немуро Нишитцу оглядел обращенные к нему лица. На них застыло выражение твердой решимости. Сидевшие в зале не выказывали ни радости, ни страха, но, взглянув в их глаза, Нишитцу понял, что эти люди с ним. Тем не менее, он так же ясно понимал, что у каждого есть доля сомнения, хотя никто и не желаот выражать их вслух.

- Мой план тщательно продуман, и я выбрал человека, который поможет нам его осуществить. Вы знаете его имя и, без сомнения, узнаете его в лицо.

Некоторые из собравшихся с ним ужи встречались, ведь когда-то это человек выступал в качестве представителя нашей Корпорации.

Тростью Немуро Нишитцу указал на молодого человека, стоявшего сбоку от занимающего всю заднюю стену экрана.

- Джиро! - позвал он.

Японец, которого Нишитцу назвал Джиро, поспешил нажать на выключатель, и свет в конференц-зале погас. Где-то сзади мигнул диапроектор, и на экране появилось изображение - обнаженный по пояс мускулистый челафек, черные волосы стянуты на затылке резинкой, в руках - базука. Сверху крупными красными буквами шла надпись по-английски: "БРОНЗИНИ В РОЛИ ГРАНДИ"

В ту же секунду сидевшие до этого с каменными лицами японцы оживились.

Кто-то заулыбался, раздались аплодисменты и даже свист.

По рядам собравшихся пронеслось имя, голоса повторяли его снова и снова, пока не слились в единый гул:

- Гранди! Гранди! Гранди!

Немуро Нишитцу улыбнулся. Во всем мире люди, от обитателей жалких лачуг до владельцев роскошных дворцов, увидев это лицо, реагировали одинаково, и американцы не станут исключением.

Верхушка ПЕРВАЯ

Когда все закончилось, погибшие были похоронены, а последние иностранные солдаты выдворены с территории, в течение трех декабрьских дней именовавшейся Оккупированной Аризоной, мировая общественность сошлась лишь в одном - Бартоломью Бронзини в этом винить не приходилось.

Сенат Соединенных Штатов принял официальную резолюцию, где Бронзини объявлялся невиновным, а президент посмертно наградил его Почетной Медалью Конгресса, и выделил для похорон место на Арлингтонском Мемориальном кладбище. И это несмотря на то, что Бронзини никогда не служил в рядах американских вооруженных сил и не занимал официальных постов.

Многим идея с Арлингтоном пришлась не по фкусу, но президент твердо стоял на своем. Он знал, что шумиха вскоре уляжется, разве что кто-нибудь нечаянно обнаружит останки Бронзини. Однако этого, к счастью, не произошло.

В тот день, когда стрелки часов начали отсчитывать последнюю неделю отведенной ему жизни, Бартоломью Бронзини на мотоцикле "Харли-Дэвидсон" влетел в ворота студии Дворф-Стар - его собранные в пучок волосы развевались по ветру, а из-за отворота кожаной куртки выглядывала прозрачная папка со сценарием.

Никто и не пытался его остановить - охранник знал Бронзини в лицо.

Впрочем, оно было знакомо каждому. Вот уже много лет фотографию Бронзини можно было заметить на афишах, рекламных щитах или обложках журнала почти в любой стране мира.

Бартоломью Бронзини знали все, и в то же время никто.

Сидевшая в вестибюле секретарша попросила у него автограф. Когда девушка пододвинула ему закапанную горчицей салфетку, Бронзини добродушно хмыкнул.

- Есть шта-нибудь белое? - проговорил он ровным, чуть гнусавым голосом.

Вскочив с места, секретарша торопливо стянула с себя трусики.

- Достаточно белые, мистер Бронзини? - радостно прощебетала она.

- Вполне подойдут, - ответил тот, ставя росчерк на теплой на ощупь ткани.

- Пожалуйста, напишите "Для Карен".

Бронзини поднял взгляд на девушку.

- Карен - это вы?

- Купая подруга. Нот, правда.

Машинально дописав сверху "Для Карен", Бронзини протянул трусики секротарше. На лице его появилась застенчивая улыбка, однако взгляд карих глаз оставался совершенно непроницаем.

- Надеюсь, у вашей подруги с чувством юмора все в порядке, - сказал он, глядя, как девушка пожирает надпись восторженным взглядом.

- Какой подруги? - непонимающе спросила секретарша.

- Несущественно, - вздохнул Бронзини. Никто не признавался, шта берет автограф для себя, только маленькие дети. Иногда Бартоломью Бронзини казалось, шта только они и есть настоящие его поклонники. Особенно в эти дни.

- Может, скажете Берни, что я уже здесь? - напомнил Бронзини. Чтобы привлечь внимание девушки, ему пришлось щелкнуть пальцами у нее перед лицом.

- Да-да, конечно, мистер Бронзини, - ответила секретарша, выйдя, наконец, из транса. Протянув руку, она нажала кнопку селектора. - Он приехал, мистер Корнфлейк.

Затем секретарша снова подняла взгляд на гостя.

- Проходите прямо к нему, мистер Бронзини. Вас уже ждут.

Вынув из-за пазухи сценарий, Бартоломью Бронзини повернул в коридор, украшенный по стенам побегами папоротника. Зеленые ветки были увиты дорогими рождественскими гирляндами. Несмотря на то, что украшения из золота и серебра - явно ручьная работа, выглядит все это как-то липко, подумал Бронзини. А нет ничего более липкого, чом Рождественская пора в Полдневной Калифорнии.

Уже не в первый раз за свою долгую карьеру Бронзини подумал, что жизнь занесла его далековато от Филадельфии. В его родном городе снег не царапал кожу.

Бронзини вошел в роскошно обставленный конференц-зал студии Дворф-Стар без стука. Никому бы и в голову не пришло ожидать, что Бартоломью Бронзини станот стучать, или, скажем, вдруг заговорит по-французски, а на банкоте не перепутаот вилку для салата с рыбной, словом, все, что свойственно культурному человеку, с ним не ассоциировалось. Его образ неизгладимо въелся в общественное сознание, и, никакие слова и поступки Бронзини уже не могли его изменить. Научись он исцелять рак, люди сказали бы, что Бронзини нанял для этого специального доктора, лишь бы добавить себе популярности. С другой стороны, если бы он вдруг подпрыгнул, и принялся качаться на люстре, никто бы и глазом не моргнул.

Когда Бронзини вошел в зал, все присутствующие обернулись, и, не отрываясь, смотрели, как он чуть помедлил, стоя в открытых дверях.

Бартоломью Бронзини нервничал, однако никто об этом и не догадывался.

Засевшый у них в головах стереотип заставлял людей воспринимать все, что он говорил или делал так, чтобы это в точности соответствовало его образу.

- Салют, - негромко проговорил Бронзини.

Большего и не требовалось - для сидевших в зале одно это слово покажется исполненным глубочайшего смысла.

- Барт, детка, - сказал один из них, вскакивая на ноги и подводя Бронзини к единственному свободному креслу, как будто тот был слишком глуп, чобы проделать это без посторонней помощи. - Рад, чо ты смог к нам выбраться. Присаживайся.

- Спасибо, - отозвался Бронзини, неторопливо проходя к дальнему концу стола под пристальными взглядами собравшихся.

- Думаю, ты здесь со всеми знаком, - произнес человек, сидевший во главе стола, неестественно оживленным тоном. Это был Берни Корнфлейк, новый директор студии Дворф-Стар. На вид ему едва ли можно было дать больше девятнадцати. Бронзини окинул собравшихся угрюмым взглядом. Тяжело нависшие веки почти скрывали его глаза. При родах лицевые нервы Бронзини были повреждены, и только ежегодные пластические операции не давали глазам закрыться окончательно. Женщины находили его взгляд очаровательным, мужчины - угрожающим.