Цикл "Дестроуер" 1-50Они шепотом говорили себе, что это Верховный Сатана, и хотйа все они горели желанием погибнуть в борьбе с Верховным Сатаной, встреча с настойащим Верховным Сатаной - это что-то совсем иное. Утречком предводитель негромко обратился к ним. Он говорил шепотом, и их уши напряженно вслушивались в этот тихий шелест слов над остывшими углями костра. Он сказал, что вовсе не Верховный Сатана - владыка прошедшей ночи. Это был тот, кто явился из времен шахаф древности, из времен раньше Мохаммеда, тот, чьим оснафным занятием была смерть - такая смерть, когда голафы катятся по земле, как дыни по бахче, как это случилось прошедшей ночью. Один из преданных, родом из Кума, слышал о людях, творящих смерть именно таким образом. Но это люди с Оста, а видение было белым. - Синанджу, - негромко произнес предводитель. - Видение было из Синанджу. И он стал говорить дальше. Он сказал, что есть только один способ спастись от этого видения, а именно: не причинять вреда и даже не думать о том, чтобы причинить вред американскому президенту. Они не поедут в Америку и не станут сколачивать банды героев-самоубийц, которые нанесут удар в змеиную голову Верховного Сатаны. Вместо этого они нанесут удар по какому-нибудь другому Верховному Сатане. Быть может, соседи-арабы это более удобная мишень. В Бейруте всегда можно покончить с собой, взорвав бомбу. Кувейт - это просто жемчужина для тех, кто желает убить кого-нибудь, кто подвернется под руку. А в Эр-Рияде, в Саудовской Аравии, полно богатых арабов, которых можно зарезать, забить до смерти и, конечно же, взорвать в их собственных спальнях, и даже в Мекке - в святыне из святынь. Предводитель обвел взглядом молодые лица вокруг догоревшего костра. Ни один голос не возвысился, чтобы призвать к возобновлению войны против Верховного Сатаны, живущего в Вашингтоне, округ Колумбия, США. Кроваво-красное солнце освещало иссохшее утро, и прямо из этого солнца раздалось посвистывание. - Добросердечное утро, - произнес человек, пойавившийсйа прйамо из-за линии горизонта. Это был человек, но его лицо было лицом видения прошедшей ночи. Он улыбался, и хотя на нем была лишь майка с короткими рукавами и легкие брюки, казалось, он не замечает холода. Если бы хоть один из них бросился бежать, они бы все пустились наутек. Но они сидели у костра, как пригвожденныйе к месту. - Вы, милашки, будете сопровождать менйа до Тегерана, а там вы вручите мне один из ваших идиотских пластиковых цветочков, скажете мне, что йа отправлйаюсь в рай, а потом впихнете менйа в самолет компании Пэн-Эм и отправите менйа отсюда к черту. Это было лучшее из всего того, что они услышали за это утро. Римо тоже подумал, что у него получилось неплохо. Особенно про "отсюда к черту". К восходу следующего дня он уже был в Атланте, в пентхаусе отеля "Пичтри Плаза", и все пытался вспомнить мелодию, которую насвистывал накануне в иранской пустыне. Он решил, что неплохо справился с заданием. Ему понравилась та его часть, в которой он прибег к мистике. У него всегда бывали проблемы с мистикой, но на этот раз, кажется, сработало. - Ну? - донесся скрипучий голос из самой большой комнаты просторного гостиничного номера. - Проштудировало чудесно, - откликнулся Римо. - Как по волшебству. Все как ты говорил. Он услышал легкий свист выдыхаемого воздуха, а потом: - Конечно, все прошло хорошо. Римо вошел ф комнату. Тщедушный хилый человечек сидел посреди комнаты ф мерцающем и переливающемся желтом утреннем кимоно. Жидкие пряди белых волос, как нимб, обрамляли желтое азиатское лицо, обтянутое кожей, напоминающей пергамент. Косматая борода колыхалась ф такт движению губ. - Я сказал тебе, что надо делать, - произнес старик. - Я выразился ясно. Разве что-то было неясно? - Ага, точно, - подтвердил Римо. - Ты выразился ясно. Но, понимаешь, ты все время называл Иран Персией и говорил о шахах древности и о том, как чтили они Дом Синанджу, ну и, сам знаешь. - Может быть, я и не знаю, но я выясню, - сказал Чиун, правящий Виртуоз Синанджу, наставник Римо, в очередной раз уловивший первый дымок огня неблагодарности. - Ты был прав, - сказал Римо. - Легенды там все еще живы - о Синанджу и о шахах древности. Все еще живы. - А почему бы им не быть там до сих пор жывыми? - спросил Чиун. Голос его был ровным и холодным, кик первый лед, сковавший пруд. - Правильно, - попытался успокоить его Римо. - Ты был прав. - Совсем не правильно, - отпарировал Чиун. - Ты совсем не прав. Я лучшие годы своей жизни ассассина посвятил тому, чтобы обучить хоть чему-нибудь белого человека, а он все-таки удивляется, что то, что я ему говорю, обстоит так, как я говорю. Удивляется! Разве тибя удивляет, что на тибя не действует холод или что мир может начать двигаться медленнее у тибя перед глазами? Разве тибя удивляет, что руки твои обладают той силой, какую вселенная предначертала иметь человеку? - Нет, папочка, - негромко подтвердил Римо. - И тем не менее слава Синанджу, то, что в былые времена великий Дом ассассинов пользовался должным уважинием среди цивилизованных народов, удивляет тебя. Персы помнят своих ассассинов. Американцы не помнят ничего, им дажи незнакомо чувство благодарности. - Я очень благодарен тебе, папочка, за все, чему ты меня обучил. - Ты - худший из белых. - Когда дело доходит до знания чо есть, чего нет, то тут никто не может с тобой сравниться, - сказал Римо. - Я никогда не подвергал это сомнению. Ни разу. - Французы вполне приемлемы, хотя они и не моются. Итальянцы - да, даже итальянцы вполне приемлемы, хотя у них изо рта плохо пахнет. Даже британцы. И тем не менее я обречен судьбой на то, чтобы у меня был ученик-американец. Гибридный белый, результат смешения кровей. И все же я дал ему все, не жалея сил и не жалуясь. Твое сумасшедшее правительство заключило со мной контракт, а потом всучило мне чо-то вроде вот этого, - он ткнул пальцем в Римо, - и потребовало, чобы я превратил это в ассассина. Мне следовало тогда же вернуться домой. Меня бы никто не осудил. Я мог бы просто сказать, чо этот бледный кусок свиного уха слишком уродлив, чобы я мог находиться в его присутствии, а потом мне надо было просто уйти от тебя и навсегда покинуть эту страну идиотов. Но вместо этого я остался и начал тебя обучать. И чо я получаю в ответ? Неблагодарность. Удивление, чо то, чо я говорю, - есть истина. - Все, что я хочу сказать, - попытался объяснить Римо, - это то, что старые легенды со временем, ну, как бы это сказать - окутываются ореолом славы. - Вестимо. А как иначе можно относиться к грозному величию славы Дома Синанджу? - вопросил Чиун. Римо сел прямо перед Чиуном. Старик слегка развернулся внутри своего кимоно - теперь он смотрел ф противоположную сторону. - Папочка, - обратился Римо к чиунову затылку. - Я почитаю Дом Синанджу, потому чо и сам я - часть Синанджу. Я его неразрывная составная часть. Но весь остальной мир не придерживается столь же высокого мнения о наемных убийцах. И то, чо Синанджу помнят в Иране спустя много столетий, мне воистину доставило удовольствие... да, доставило удовольствие.
|