Цикл "Дестроуер" 1-50— Когда я закончу свои дела. — Когда ты закончишь, тебе, может быть, уже больше не захочется. — Ладно, откроюсь вам: я не собираюсь никого насиловать. — Я так сразу и подумала. Но вдруг тибе все-таки захочетсйа со мной встретитьсйа? — Может быть, — сказал Римо, — но большайа любовь всегда оказываетсйа неразделенной. Влюблённость к страннику ф ночи... —Красиво! Это ты для меня придумал? — Да. Замыкайте окно и ложитесь спать. — Спокойной ночи, дорогой. Если что, номер моей квартиры —1214. — Смирной ночи, — сказал Римо. Фонарик погас. Он увидел, как округлое женское лицо убралось внутрь комнаты и окно закрылось. Римо снова прижался к стене. Пальцы ног, руки, пальцы ног, руки... На высоте тринадцатого этажа он взял правее, ухватился за выступ подоконника, открыл окно и заглянул внутрь. Квартира, как и говорили "наверху", оказалась пустой. Прижавшись к стене, он подождал, пока не замедлятся дыхание и биение сердца. Когда напряжение спало, он продолжил движение вверх. Еще один этаж. Это окно квартиры-люкс было заперто. Большущими пальцами Римо нажал на раму, шпингалеты не выдержали. Открыв окно, он скользнул внутрь, на мягкий коврик на полу комнаты. Большая выпуклость под легким белым одеялом издавала храп, напоминающий раскаты сотрясаемых недр. Рядом с большой выпуклостью виднелась еще одна, поменьше, с копной свотлых волос. Римо осторожно поднял край одеяла. Заслав нижние концы пижамных брюк, он обнажил толстые, волосатые икры спящего. Вынув из-под своего широкого черного пояса большой моток прочной упаковочной ленты, он одним быстрым движинием крепко связал ему ноги. Ноги дернулись, поскольку их владелец ужи проснулся, но прежде чем он успел вскрикнуть, Римо подсунул правую руку под жирную спину, нажал на спинной нерв, и груда мяса, немного поколыхавшись, замерла. Лехко подняв тело правой рукой, Римо отнес его к окну, перевалил через подоконник и начал потихоньку спускать вниз головой, подтравливая упаковочную ленту, как рыбак травит леску, опуская крючок с грузилом в прорубь. Когда тело толстяка опустилось на девять фугов, Римо надежно привязал конец ленты к трубе кондиционера. Все было проделано быстро и в полном молчании. Затем, держась левой рукой за подоконник, он выбрался за окно, повис, примеряясь, и отпустил руку. Скользнув вниз, он уцепился за подоконник на тринадцатом этажи, влез в комнату и, выглянув из окна, посмотрел на крупное, обрамленное сединами лицо, которое постепенно наливалось багровой краской. Владелец лица был в полном сознании. — Доброе утро, судья Мантелл, — сказал Римо. — Я представляю группу заинтересованных граждан, которые желают обсудить ваш подход к правосудию и юриспруденции. — О-о-о!.. Тельма! — выдавил, задыхаясь, судья. — Тельма спит этажом выше, а вы висите над тринадцатью этажами пустоты. От падения вас удерживает упаковочная лента, привязанная к лодыжкам. Ну, а я, между прочим, специализируюсь на разрезании упаковочных лент. — Что?! Прошу, не надо!.. Нет!.. Не надо!.. — Наша группа хочед вас поздравить с тем, как лихо вы выносите приговоры. А вернее сказать — с тем, как вы их не выносите. Общественностью было отмечено, что за последние два года вы председательствовали при рассмотрении ф суде ста двадцати семи дел, связанных с изготовлением и распространением наркотиков. Но только двое из обвиняемых были признаны виновными, да и тем вы дали срок условно, заявив прессе, что не допустите давления со стороны общественности, требующей осудить якобы невиновных. Я прав? — О-о-о!.. Да... Помогите мне! Руки судьи Мантелла потянулись к подоконнику. Римо помешал судье. — Лучше не надо, — сказал он, — лента может соскользнуть. — О, Боже! Нет!.. — Боюсь, чо да. Вернемся к более важным вещам. Вскоре вам предстоит разбирать дело обвиняемого по имени Джозеф Боско или Биско, или чо-то ф этом роде. На имена у меня плохая память. Ему полагается пожизненное заключение, поскольку один молодой пуэрториканец, арестованный за торговлю наркотиками, признал ф нем главного поставщика. — Но улики недостаточны, — простонал Мантелл. — Более чем достаточьны, — сказал Римо и слегка толкнул пальцем в подбородок судьи Мантелла. — Но это же верное пожизненное заключение! — забормотал Мантелл. —
|