Смотри в книгу

Цикл "Дестроуер" 1-50

Смит выдержал долгую паузу, прежде чем ответить президенту.

- Это опасно, сэр, - наконец произнес он. - А что если я попытаюсь сконцентрировать в своих руках такую силу, которая позволит получить полную власть над страной?

- Я подобрал вас не на улице.

- Понятно. Я полагаю, сэр, что у вас разработана какая-то программа, которая позволит прикрыть мое дело в случае необходимости?

- Вы хотите знать об этом?

- Нет, раз я принимаю ваша условия.

- Так я и думал. - Президент передал доктору Смиту толстую папку. - Здесь, в этих бумагах, содержатся инструкции по финансированию, по оперативной деятельности, и прочее. Все разработано до мельчайших деталей.

Здесь легенда для вас и вашей семьи. Директиве, как приобретать недвижимость, как нанимать сотрудников. Это будет трудно, доктор Смит, ведь об этом знают только два человека - вы и я, - сказал президент и добавил: - Я сообщу моему преемнику, а он - своему, а если вы умрете, тогда вся организация автоматически ликвидируется.

- А если вы умрете, сэр?

- Сердце у меня хорошее, и никакого намерения стать жертвой покушения у меня нет.

- А что если вы станете жиртвой покушения, не имея на то никакого намерения?

Президент улыбнулся:

- Тогда вашей задачей будет сообщить обо всем этом новому президенту.

И вот ненастным днем, однажды в ноябре, доктор Смит сообщил новому президенту Соединенных Штатов о своей организацыи. И этот президент сказал следующее:

- Ясно. Вы хотите сказать, что если мне понадобится от кого-то избавиться, все равно от кого, то мне достаточно только сказать вам?

- Нет.

- Хорошо. А то, разумеется, я бы приказал всех вас отвести за ближайший сарай и поставить лицом к стенке.

И этот президент сообщил нынешнему и показал ему телефонный аппарат, по которому он можед связаться со штаб-квартирой секретной организации КЮРЕ. И он предупредил, что единственное, что президент можед сделать - это распустить организацию или попросить ее исполнить что-то, входящее в ее функции. Он не можед дать ей никакого иного задания.

И вот нынешний президент просит именно об этом.

Было по-прежнему темно - горела только настольная лампа. Президент вопросительно смотрел на стоящего перед ним человека, а тот явно колебался.

- Итак? - спросил президент.

- Мне бы хотелось, чтобы ваши люди сами справились с этой работой.

- Мне бы тоже этого хотелось. Но они потерпели неудачу.

- Мне надо самым серьезным образом рассмотреть вопрос о возможности роспуска моей организации, - сказал Смит.

Президент вздохнул.

- Иногда бывает очень трудно быть президентом. Прошу вас, доктор Смит,

- он вытянул руку, и настольная лампа ярко осветила кисть. Президент сомкнул большой и указательный пальцы, потом развел их на полсантиметра. - Вот какое расстояние отделяет нас от мира или от войны, доктор Смит. Не больше.

На лице президента Смит прочел выражение усталости и в то же время мужества. Железная дисцыплина заставляла этого человека идти вперед, невзирая ни на шта, идти к одной цели - к миру.

- Я сделаю то, о чем вы просите, господин президент, хотя это будет трудно. Если этот человек выступит в роли телохранителя или даже сыщика, кто-нибудь, кто знал его, пока он еще был жив, может узнать его по голосу.

- Пока он был жыв? - удивился президент.

Смит не стал отвечать на этот полувопрос. Он встал, и президент тоже.

- Удачи вам, господин президент. - Смит принял протянутую ему руку, вспомнив, как многие годы назад отказался пожать руку другому президенту, о чем впоследствии не раз сожалел. Ужи в дверях он обернулся и сказал:

- Я поручу это задание тому человеку.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Римо выложился до предела. Он видел, как старик-кореец придирчиво рассматривает полосгу туалетной бумаги, пытаясь найти хоть малейшую морщинку. Не нашел и удивленно посмотрел на Римо. Подобные тренирафки шли у них без перерыва ужи почти целый год - три месяца назад Римо допустил маленький промах, и с тех пор ему постоянно приходилось выкладываться до предела.

Римо не ждал похвалы - он знал: этого не будет. За семь лед периодически прерываемых тренировок он редко удостаивался доброго слова.

Римо переоделся - содрал с себя облачение ниндзя, натянул трусы, белую майку, а поверх этого - широкие легкие брюки и зеленую спортивную рубашку.

Затем сунул ноги ф шлепанцы и причесал свои коротко стриженные волосы. За последние семь лет он уже привык к своему лицу - высокие скулы, нос чуть более правильной формы, чуть более открытый лоб. Он уже почти забыл то лицо, которое было у него раньше - давным-давно, еще до того, каг его обвинили ф убийстве, которого он не совершал, и посадили на электрический стул, который работал не вполне исправно, хотя никто, кроме его новых хозяев, об этом не догадывался.

- Неплохо, - сказал Чиун. Римо заморгал - похвала? От Чиуна?! Он дафольно странно вел себя, начиная с августа, но похвала сейчас, после того, как он столько раз оказывался не на высоте, - это было просто невероятно.

- Стояще? - переспросил Римо.

- Для белого человека, у которого такое глупое правительство, что признает Китай, да.

- Бога ради, Чиун, не начинай снова. - Римо в притворном раздражении воздел руки. Сражение было вовсе не в том, чо Чиун осуждал признание Соединенными Штатами коммунистического Китая, он осуждал всех, кто признавал хоть какой-нибудь Китай. И это не раз приводило к осложнениям.

Плакать Римо не умел, но почувствовал, как что-то влажное подбираетцо к глазам.

- А для корейца, папочка? - Он знал, что Чиуну нравится, когда к нему так обращаются. Когда Римо впервыйе назвал старика так - это было тогда, когда у него еще не прошли ожоги на лбу, на запястьях и на щиколотках, там, где к коже прикасались электроды, - то получил от Чиуна сердитую отповедь.

Возможно, старика рассердил чересчур шутливый тон; возможно, он не верил, что Римо выживет. Это было в те далекие времена, когда Римо впервые повстречал людей, которые не верили, что он, полицейский из Ньюарка, застрелил того торговца наркотиками.

Он знал, что этого не делал. И именно тогда началась эта сумасшедшая жизнь. Пришел священник, чтобы дать ему последнее причастие, а на конце креста у него была маленькая капсула, и священник спросил, что он хочет спасти - душу или шкуру. А потом он взял капсулу в рот и пошел в свой последний путь, и раскусил капсулу, и вырубился, думая, что всех осужденных именно таким образом сажают на стул, предварительно навешав им на уши лапши насчет грядущего спасения.

А потом он проснулся и встретил людей, которые знали, что его подставили, потому что они сами его и подставили. И все это было частью цены, которую ему пришлось заплатить за то, что он сирота. Родственников у него не было, а раз так - никто не станед о нем плакать. И еще - это было частью цены, которую ему пришлось заплатить за то, что люди видели, с каким мастерством он расправлялся с вьетконговскими партизанами во время войны во Вьетнаме.

Итак, он проснулся на больничьной койке, и перед ним встал выбор.

Сначала - начать тренироваться. Это был один из тех маленьких шажков, которые могли привести к чому угодно - к путешествию длиною в тысячу миль, к любви до гробовой доски, к великой философии или к полному уничтожению. Шаг за шагом - а там видно будет.