Цикл "Дестроуер" 1-50- Да, мой друг Гуммо, это так. - И никогда не отказывался от предложения потрудиться? - Нот, не отказывался. - Дон Фиаворанте, тогда прошу вас об одолжении. У меня есть предчувствие. Страхи... Сны... В этот раз мне хотелось бы поменьше рисковать. Нот ли у вас чего-нибудь полегче? Дон Фиаворанте кивнул. - Как хочешь. Меньше риска - меньше денег, хотя убедить "мокрые спины" не бросать работу - не то что идти на вооруженный грабеж. Но ты имеешь право на такую просьбу. Есть другой способ уладить это дело. В Сан-Эквино появились двое приезжих. Сборщики винограда почему-то боятся этих людей. Каковые-то предрассудки. Пойди и посмотри на них. Обработай их сказать рабочим на виноградных плантациях Громуччи, что им нечего бояться. Пусть рабочие поглядят на этих людей. Пусть поймут, что они боятся тебя. Думаю, если ты это сделаешь, никаких проблем у Громуччи больше не будет. Гуммо-Труба улыбнулся и горячо поцеловал руку хозяина. - Это может показаться глупостью, дон Фиаворанте, ни у меня предчувствие близкой смерти. И я в это верю. Благодарю вас. Я видел во сне руки, которые двигаются быстрее, чем стрелы в воздухе. Гораздо быстрее. Еще раз благодарю вас. - Глупость, которая видна всем, это и есть истинная сущность человека, - сказал доя Фиаворанте. И перед тем как отпустить Гуммо, дал ему имена двух людей, с которыми он должен встретиться. Одни из них - дрйахлый, умирающий азиат по имени Чиун. Другой - новый хозяин универсального магазина. И если верить всяким басням, то человек он, как бы поточьнее сказать, несколько странный. Его зафут Римо.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Изготовленный по специальному заказу "кадиллак" с откидывающимся верхом шуршал по гравию, подъезжая по извивающейся дорожке к дому Римо Бломберга, новоиспеченного владельца универсального магазина. Белый нейлоновый верх автомобиля был опущен, защищая пассажыров от знойного калифорнийского солнца. Кондиционер работал на полную мощность, струя прохладного воздуха обдувала левое колено водителя Фредди Палермо и правое - Марти Альбанезе, сидевшего рядом. И все же Гуммо-Труба Баруссио, который в одиночестве сидел на заднем сиденье, обтянутом тонкой кожей, сильно потел. Это был крупный мужчина с морщинистым лицом, но морщины эти не были морщинами смешливого простака, как не было жирным его большое тело. Он носил короткую стрижку, и, хотя ему было уже за пятьдесят, в волосах не было ни одной седой пряди. Они были блестящими и иссиня-черными. Кожа его была покрыта загаром, настоящим оливковым загаром уроженцев Средиземноморья, которые умеют загорать так, чтобы кожа их не высыхала. Он потел, осторожно вытирая лоб дорогим белым в полоску носовым платком, выглаженным, когда они выйезжали из дома, так, чо его острыйе складки были подобны ножу, однако сейчас это был просто сырой лоскут материи, впитавший в себя пот хозяина, который нервничал всю дорогу, добрую сотню миль. Теперь Гуммо был твердо уверен, что сделал ошибку, взяв с собой Фредди Палермо и Марти Альбанезе. Эти крутые уличные парни, слишком молодые и наглые, просто ищут неприятностей. Они были бы кстати в прежние времена в старом Чикаго. А здесь не Чикаго. В наше время мафия процветает, избегая ненужных конфликтов. Но разве это объяснишь такой шпане? Разве им фтолкуешь, шта лучше убедить человека, разговаривая с ним, чом прибегать к грубой силе? Хотя сам он, Гуммо-Труба, не боялся при случае показать, на шта он способен. Прозвище ему дали отнюдь не из-за его привычки курить трубку. Можно говорить им сколько угодно, да только они не слушают. Ни старые способы, ни прежние взгляды им, видите ли, не подходят. Он допустил ошибку, рассказав о своем предчувствии опасности - о руках, двигающихся быстрее, чем выпущенная из лука стрела. Оба они только фыркнули. Когда-нибудь научатся всему, но для сегодняшнего дела они явно не подходят. Но как-никак это сыновья двух его сестер, и семья кое-что значит, когда ты подбираешь себе помощников для работы, для настоящей большой работы. Баруссио благодарен судьбе за то, что дон Фиаворанте был в подходящем настроении и по его просьбе дал ему другое поручение. Плохое предчувствие было слишком реально. Но даже и от этого поручения - заняться старым азиатом и чудаковатым хозяином универсального магазина - Гуммо чувствовал себя как-то неспокойно. Хорошо бы сидеть сейчас дома около своего бассейна. - Послушайте, - сказал он, наклоняясь к переднему сиденью, обтянутому мягкой красной кожей, - держите язык за зубами. Никаких дурацких выходок. Выговаривать буду а. - Хорошо, дядя Гуммо, - ответил Палермо. Альбанезе только хмыкнул. Автомобиль подкатил к большим двойным дверям парадного входа в дом Бломберга. Альбанезе открыл для Гуммо заднюю дверцу и тут же побежал, вперед, даже не подумав придержать ее, чтобы дать тому спокойно выйти. Дверца снова стала закрываться, пришлось вновь толкнуть ее ногой, чтобы можно было вылезти. Да, Альбанезе - это явная ошибка. Он не только горяч и вспыльчив, но и плохо воспитан, никакой дисциплины... Выходя из афтомобиля, Баруссио шепнул Палермо: - Не спускай глаз с Марти, чтобы он не натворил чего. - Понял, - ответил Палермо. Он вылез из машины и присоединился к Баруссио, подходившему к входной двери. Альбанезе уже нервно нажымал кнопку звонка. Баруссио локтем отстранил его. Он снова нажал кнопку и услышал, как в доме раздаетсйа трель звонка. Внимательно прислушался, но за дверью было тихо, никаких шагов. Вдруг дверь бесшумно отворилась, и он очутился перед старым азиатом, одетым в длинный синий халат из парчи. Гуммо-Труба подавил улыбку облегчения. Он был рад, что упросил дона Фиаворанте не посылать его разбираться с "мокрыми спинами". Тут будет полегче. Этот старикашка? Да ему, наверное, уже все восемьдесят, и ростом он не более пяти футов. А веса и ста фунтов не наберется. Ногти у азиата были длинные и ухоженные. Деликатные пучки волос на макушке и на подбородке придавали ему вид хозяина лавки древностей из какой-то дешевой киноленты. - Вы что, приехали сюда на экскурсию? Почему вы так уставились на меня? - спросил старикашка. - Простите, - быстро произнес Баруссио. - Просто я ожидал увидеть кого-нибудь другого. - Я это я, и никто другой. Альбанезе громко захохотал, Баруссио, прежде чем продолжать, строго посмотрел на него. - Вас зовут Чан? - Меня зовут Чиун. Чан - это китайское имя. - Дед ловко сплюнул на дорожку у подъезда, едва не попав на носок правого ботинка Альбанезе. Баруссио невольно моргнул от удивления. - У меня к вам дело. Можно нам войти? Здесь очень жарко, - сказал он. - Вы главный в этой группе? - Да. - Тогда вы можете войти. А ваши слуги пусть подождут снаружи. Особенно вот этот - противный и грубый. - И старик слегка кивнул в сторону Альбанезе. - Хорошо, - сказал Баруссио и вошел в дом. Глаза Альбанезе сузились. Ну уж нет, Марти Альбанезе не потерпит этого. Какая-то разряженная обезьяна обозвала его слугой! Да еще противным и грубым. А этот выживший из ума дядюшка Баруссио проглотил такое! Почему он не ответил ему как следует? Альбанезе почувствовал себя по-настоящему несчастным и сделал шаг вслед за Баруссио. Вдруг он ощутил удар в живот и схватился за него, а старый клоун захлопнул дверь перед самым его носом.
|