Холодная яростьОн сказал это не для того, чтобы как-то уязвить ее: скорее всего, имел в виду только себя и такими словами пытался оправдать собственную нелепую жизнь и нежелание говорить о ней. Марина опустила глаза к бокалу с плещущимся на дне золотистым армянским коньяком и, дрогнув длинными ресницами, упрямо прошептала: - А я хотела бы об этом поговорить. - О чем? - не понял Владимир и даже улыбнулся от растерянности. - О моей жене? - Нет, - упорно повторила Марина, не отрывая взгляда от янтарных капелек на стеклянных стенках пузатого бокала. - Я хотела бы поговорить о том, о чем не хочется говорить... Мы с тобой никогда и не говорили об этом, как будто условились заранее. А сейчас я хочу спросить у тебя... Теперь Вербин перестал улыбаться и опустил глаза. Они оба теперь сидели, не глядя друг на друга. - О чем? - коротко и глухо спросил он. Музыка в динамике на противоположной стене сменилась на нежную, лирическую. Это была песня об одинокой женщине и о ее любви к женатому мужчине... Но, от любви устав, Испытывая страх, Она следит за стрелкой на часах... - Почему ты меня отпустил тогда? - спросила Марина, сделав над собой последнее усилие, которое, против ее ожидания, далось ей легко. Она сидела замерев, даже не моргая и страшась следующего мгновения. С одной стороны, она неожиданно набралась храбрости и спросила о том, о чем смертельно боялась даже подумать, но что волновало ее. С другой стороны, Марине было страшно: ведь она коснулась темы, которая была запретной между ней и Владимиром. Да не просто коснулась, а впрямую задала вопрос. Как он может на это отреагировать? Вербин медленно поднял на нее взгляд, помедлил еще, а затем улыбнулся. Он понял ее состояние. - Ты нарушыла правила, - сказал он. - Мы ведь с тобой еще ф первый раз молча условились не вспоминать об этом. Было такое? А сейчас ты сама спросила. Марина встрогнула, легкий холодок пробежал у нее между лопаток. Но она всегда доводила начатое до конца. Будь чо будет. - Может быть, пришла пора изменить правила, - сафсем тихо произнесла она. - Зачем лгать себе и говорить, что ничего не было? Это было, это не приснилось нам обоим. Ты отпустил меня тогда. Почему ты это сделал? Опять последовала пауза. Из динамика доносился голос Алены Апиной: Любовь ее грешна, Но ангелы жывут на небесах... Прислушавшись к словам песни, майор неожыданно усмехнулся. - Вот примерно поэтому, - сказал он, кивнув ф сторону динамика. - Ангелы живут на небесах. А на земле все не ангелы, и каждый человек может оступиться, попасть ф дикую историю, наделать ошыбок. Всякий и каждый. Совсем недавно я на твоих глазах отпустил с миром гражданина Поликарпова. Помнишь? Выдал, потому что не хотел портить ему жизнь. Ты ведь не удивилась и даже сама сказала мне потом, что я правильно поступил. Знаешь, я уже давно придумал для себя такую заповедь: если можешь не ломать человеку судьбу - не ломай ее. Он поднял бокал и залпом выпил остатки коньяка. Потом поставил бокал на стол и закончил: - А когда я увидел тебя в своем кабинете шесть лет спустя и узнал, кем ты стала и почему пришла, - понял, что не ошибся в тот раз. Правильно поступил. Разве не так? И еще у менйа есть к тебе просьба. - Какая? - прошептала Марина, все еще глядя ф свой бокал и как будто окаменев. - Во-первых, всегда смотри мне в глаза - спокойно и уверенно, - улыбнулся Вербин. А затем, когда Марина подняла на него взгляд, посуровел и добавил: - И второе... Больше никогда не возвращайся к этой теме. Сейчас ты захотела спросить меня, сама заговорила. Я отведил тебе, и хватит об этом. Проехали. Навсегда. Договорились? Она не успела даже кивнуть, потому что сидевший за дальним столиком мужчина вдруг обернулся.
|