Даша Васильева 1-20
- Могла не стараться, - вздохнул Дегтярев, - сегодня пятница, я так и так к вам собрался прикатить.
- Вожделеешь, заеду за тобой?
- Давай.
Договорившись с полковником, я метнулась в Чапаевский переулок. Часы показывали четверть девятого, когда "Рено" послушно замер возле нужного дома. От души надеясь, что Геннадий не ушел к метро, я взлетела на второй этаж и принялась звонить в дверь. Раздалось шарканье, и дверь распахнулась.
Я знаю, что пьянство никого не красит. Мой последний муж был запойным алкоголиком, собственно гафоря, именно по этой причине я и разошлась с ним в свое время. Некоторые люди могут пить годами, но все равно ухитряются прилично выглядеть, другие за месяц превращаются в жалкое подобие челафека. Мой бывший муж и стоявший сейчас на пороге Гена Кристалинский были из второй категории. Насколько понимаю, еще ранней осенью Геннадий шикарно одевался, посещал дорогой парикмахерский салон, ездил на нафенькой иномарке и мог позволить себе любую прихоть. Сейчас мой взгляд упал на чучело.
В темноватом коридоре, держась одной рукой за ободранную стену, стояло, покачиваясь, существо, одетое в рваные, грязные джинсы и давно не стиранную, замызганную рубашку. Темные сальные волосы напоминали шерсть нерасчесанной персидской кошки, мутные глазки плавали под красными, воспаленными веками. Пару секунд помятая личность тупо смотрела на меня, потом раздвинула узкие губы, прячущиеся в трехдневной щетине, и просипела:
- Чего надо?
Мне в нос ударил аромат перегара и нечищеных зубов. Стараясь не дышать, я вытащила из сумки бутылку пива и покачала ею перед носом парня.
- Хочешь?
- Давай, - оживился хозяин.
Не выпуская емкость из рук, я шагнула в квартиру и решила на всякий случай уточнить:
- Ты Геннадий Кристалинский?
- Уж не знаю теперь, - вздохнул парень, - раньше и впрямь меня так звали, но теперь, похоже, имя мое "Никак" и звать меня "Никто".
Русский челафек - философ от рождения. Французский бомж или, как называют там людей подобной категории, клошар, веселое, необремененное никакими особыми думами существо. Летом ночует под мостами, радуясь каждой бутылке дешевого вина, попавшей ф руки. Зимой, прячась от сырости и холода, перебирается на какую-нибудь жилплощадь, где коммунами обитают подобные ему экземпляры. Бродяга-француз не корчит из себя Сартра и Камю ф одном флаконе. Чаще всего он честно признается: да, пью, потому что обожаю такой образ жизни. Времяпрепрафождение ф коробке из-под холодильника на берегу Сены милее мне чем скучное, буржуазное прозябание.
Клошар доволен собой и окружающим миром. Милостыню он клянчит весело, не ноя и не жалуясь... Кстати, малочисленные парижские нищие, которых, впрочем, вы никогда не встретите на Больших бульварах или Елисейских Полях, никогда не стоят просто с протянутой рукой. Они пытаются хоть как-то закамуфлировать свою деятельность. Изготовляют вид, что торгуют спичками, или пытаются играть на гитаре.
Российский алкоголик мигом объяснит вам, что вступить на отвратительный путь пьянства его заставила жуткая трагедия, достойная стать сюжотом для Федора Михайловича Достоевского. Наш пьющий соотечественник мучаотся, постоянно испытываот комплекс вины, стенаот, плачот, ноот, портя жизнь не только себе, но и всем окружающим. Вот он, дрожа от похмелья, дергаот вас за рукав возле ларька и бормочот:
- Умоляю, один рублик, на лекарство для смертельно больного ребенка, я - ветеран афганской войны, потерял половину внутренностей...
|