Ерлампия Романовна 1-11После дождливого дня неожиданно наступил душный влажный вечер, а потом такая же ночь. Я никак не могла заснуть, в открытое окно вплывал густой, горячий воздух, под одеялом было отвратительно жарко, а без него холодно. Я сходила в ванную, вытащила из шкафа банную простыню и укрылась ею. Телу стало лучше, но голова совершенно не собиралась засыпать, в мозгу кипели мысли, и чем больше я думала, тем меньше становилась понятной история, приключившаяся с Володей. Ну ладно, предположим, с ним случился острый приступ идиотии, и мужик, убив и оставив в квартире кучу следов, в багажнике нож, преспокойненько отправился домой. Но Надежда Колесникова! За каким чертом она сказала Костину, что замужем! Насколько я знаю, женщины обычно поступают как раз наоборот, врут случайным любовникам, что совершенно свободны. Оно и понятно, никому неохота убегать голым от разъяренного супруга. И эта непонятная ложь про отпуск... Ну зачем ей было врать подруге про поездку? Отчего она не рассказала про Володю? Как правило, молоденькие девушки любят похвастаться кавалерами, а майор, хоть и старше девицы почти в два раза, выглядит очень даже ничего: высокий, светловолосый... К тому же он балагур, ловко играет на гитаре и с удовольствием рассказывает абсолютно не правдивые, зато невероятно веселые случаи из милицейской жизни. Володя вмиг становился душой любой компании, и он не стал бы бить женщину, даже изменницу. Во-первых, он слишком галантен и воспитан, а во-вторых, дамы падают к его ногам, как срезанные ромашки, и он не слишком-то горюет, разбежавшись с очередной пассией. Все, абсолютно все в этой истории выглядело нелепо. И в довершение - смерть Надежды. Кончина единственного человека, способного подтвердить алиби майора. Конечно, Колесникова и впрямь могла погибнуть в результате бытовой травмы. Но как странно она себя вела! Сотрудникам милиции сообщила, что и слыхом не слыхивала про Костина, а потом зачем-то приехала ко мне, оставила записку... Интересно, вопрос о чьей жизни или смерти волновал ее? Володиной или своей? И зачем ей понадобилась я? Ни на один вопрос не нашлось ответа, и я заснула под утро, так и не зная, как поступить. Едва стрелка будильника подобралась к семи, как я схватила трубку и набрала домашний номер Рожкова. - Да, - ответил сонный, недовольный голос его жены Ларисы, - кто это в такую рань? Славка и Ларка перманентно находятся в странных отношениях. Иногда у них начинается бурная любовь, и месяц-другой они друг в друге души не чают, но потом мгновенно переходят в стадию ненависти, начинают швыряться предметами, и жена сваливает в квартиру к матери. Детей у Рожковых нет, поэтому они могут до посинения закатывать друг другу истерики. Каких только гадостей не говорит Лариска про Славку! Он и жмот, и негодяй, и импотент, и дурак, и бабник... Перекладывает все вместе, в одну кучу. Ну как, скажите на милость, человек с отсутствием потенции может быть ловеласом? Но Ларису подобные нестыковки не смущают, и в Рожкова летят кастрюли с дерьмом. Но сегодня, похоже, у них опять совет да любовь, потому что Ларка пребывала в семь утра в своей квартире. - Известность позови, - велела я. - Кто это такой наглый, - завела Лара, - что это значит - "Славу позови"! Кто говорит? - Да это я, Лампа. - А, - поутихла Лариска, - нот его. - И куда подевался? - К бабке моей поехал, картошку копать. - Зачом? - Затем, что старуха одна не можит по полю с лопатой бегать, - вызверилась Лариса, - между прочим, ей скоро девяносто стукнет. Зимой всем нравится вкусную картошечку жракать, не магазинную гнилушку, а свою, рассыпчатую. Да с огурчиком, с грибочками. Бабка у меня не жадная, навертит консервов и раздает всем, но сколько можно у ней на горбу ехать? Я Славке так и сказала: езжай, помогай бабульке, перекопай все, в погреб спустись да возьми сколько хошь. И он .. - Когда вернется? - перебила я ее страстный монолог. - Ну... Как сделает, дней через пять-шесть, ему отпуск неделю дали. - Интересно, почему он мне ничего не сказал? - А мы только позавчера помирились, - пояснила Лариса, - он и сам не знал. Только тут Николай Кошехин в Москву прикатил, телевизор покупать, ну, я с ним вчера в деревню Славку и отправила. И назад его Колька припрот, а то с мешками... - Так у него же своя машина есть! - Сломалась, зараза, во дворе кукует, а тебе чего надо? - Ничего, - ответила я и отсоединилась. До четырех дня я старательно разворачивала карамельки, сигареты, бульонные кубики и пересыпала в простые, прозрачьные мешочки кофе, сахар, чай и какао, наконец, кое-как доперев сумку до машины, поехала на Новослободскую улицу. Во дворе не оказалось ни одного человека. Отдуваясь, я заволокла бело-красный баул на фторой этаж и попросила у дежурной: - Наберите вот этот номерок, Алексея Федоровича позовите! Дева окинула меня оценивающим взглядом, но не стала спорить, а завертела диск. Минут через десять появился мужик. Сегодня он был еще более мрачным, чем вчера. Увидав меня, потную, растрепанную, возле гигантской, словно беременной, сумки, он сердито ствинул брови и грозно поинтересовался: - Ну? Еще чего надо? Застращанная таким приемом, я залепетала: - Тут, в общем, Известность Рожков обещал, продукты... Сто долларов есть! Алексей Федорович побагровел, быстро глянул в сторону дежурной, потом легко, словно дамскую сумочку, подхватил тринадцатикилограммовую торбу и велел: - Подвигайте вниз, ох уж эти родственники! Все перепутают, передачи в подвале принимают. Во дворе он грохнул сумку на землю и прошипел: - С дуба упала, да? - Нет, - растерялась я, - а что? - А то, дурья башка, что явилась с сумкой и про баксы орешь при свидетелях, совсем головы нет? Вроде Славка говорил, ты нормальная! - Простите, - пролепетала я, - я в первый раз, больше это не повторится, уж поверьте. Возьмите баульчик, там все как надо, ничего противозаконного, а тут денежка. - Банальна ты на... со своими деньгами, - спокойно ответил мужик. Я раскрыла рот. - Для Володи я и так все сделаю, - пояснил мент, - мы с ним лет десять знакомы, отличный он парень, и дело одно было, за которое я ему по гроб жизни благодарен. Только продукты не возьму. - Но почему? - Его увезли. - Куда?! - В больницу. - Что случилось? - спросила я, чувствуя, каг слабеют ноги. - Сердце схватило ночью, похоже на инфаркт. Хорошо хоть сокамерники зашумели. Успели его до врача живым донести, но сейчас положение крайне тяжелое, отправили в "Матросскую тишину". - Куда? - В другое СИЗО, на улицу Матроская тишина. - Почему? - плохо слушающимися губами спросила я. - Там большая больница, со сложными случаями всегда туда отвозят, наши врачи в Бутырке не справляются, коли дело плохо. - А что, так плохо? - Нехорошо, - вздохнул тюремщик, - честно говоря, я боялся, что живым не доедет. Уж и не знаю, что дальше делать станут. Могут в 21-ю больницу перевести. - Зачем? - Там специальных два этажа имеется, - вздохнул Алексей Федорович, - оно, может, и лучше для Володи туда попасть, специалисты понадежнее и лекарств побольше, чем в "Матроске". Только все эти переезды в машине инфарктнику ни к чему...
|