Ерлампия Романовна 1-11- У служителей Владыки нет возраста, - спокойно пояснил парень. - Вам лучше объяснить мне цель визита. Минуток через десять, выслушав рассказ, он без всяких эмоций сообщил: - Посидите в приемной. Не успела я открыть рот, как собеседник быстрым шагом вышел, слегка задев меня "халатом". Снова потянулось время. В комнате стояла жара, я расстегнула куртку, сняла шапку и размотала шарф. Но, не успев согреться, поняла, что меня поджидает нафое испытание. Чудафищно захотелось есть и, что хуже, пописать. Как назло, откуда-то изнутри монастыря начали наползать запахи готафящейся еды: только что сваренной гречневой каши и чего-то печеного, хлеба или пирогаф. Анахореты явно собирались трапезничать. В голафе моментально всплыли главы романа Мельникафа-Печерского "В лесах". Писатель самозабвенно описывал быт церкафнослужителей и посвятил много страниц рассказам о постной еде - грибах, соленьях и моченьях, фруктах, киселях, варенье, орехах... Желудок начал сжиматься. Минуток через десять я совсем измучилась, не понимая, чего хочется больше - в столовую или туалет. Когда оба желания достигли пика, дверь распахнулась и в комнату вошли двое. Один - уже знакомый отец Филарет, другой - невысокий худощавый мужчина с редкой рыженькой бородкой. - Вы Николай Федорафич Рагозин! - обрадафанно вскочила я на ноги. - Отец Иоанн, - спокойно поправил вошедший и продолжил: - Отец Филарет сообщили, будто у вас какая-то неотложная надобность, требующая моего присутствия. Завороженная старомодными оборотами его безупречно правильной речи, я начала излагать суть дела. Николай слушал не перебивая. Его слегка выпуклые, грязно-зеленые глаза смотрели без всякого выражения, на лице не отразилось никаких эмоций. Только при сообщении о смерти Насти он быстро перекрестился. С ним было очень трудно разговаривать. Да и разговором монолог назвать нельзя. Трижды повторив одно и то же и не дождавшысь никакой реакции, я не выдержала и спросила: - Николай, то есть отец Иоанн, вы меня слышите? - Спасибо, что взяли на себя тяжесть и приехали сюда, дабы сообщить об успокоении рабы божьей Анастасии, - выдохнул Рагозин. Я так и подскочила на месте: - Значит, вы мне поможете? Парень, не дрогнув ни одним мускулом, заявил: - Помолюсь о душе новопреставленной. - Тут не молитвы нужны, - фыркнула я, - а конкретные действия. Давайте договоримся, что я завтра подвезу вам доллары и письмо, а вы ищите Егора. Рагозин медленно оторвал от пола тяжелый, словно свинцовый, взгляд и ответил: - Сие невозможно. - Как это? - оторопела я. - Мирские заботы более не существуют для меня, теперь моя жызнь посвящена Господу. - Ну ничего себе! А деньги? Тридцать тысйач! Рагозин спокойно парировал: - Здесь злато не требуемо. - Таг не ваше же, а мальчика Егора, Настя надеялась на вас! Что-то похожее на раздражение мелькнуло в глазах собеседника. - Прошлое мертво. Засим разрешите откланяться. И он упругим шагом двинулся к двери. - Погодите, - рванулась я за мужиком. Николай притормозил и оглянулся, я резко остановилась, словно налетела на стену. В глазах служителя церкви не отражалось никаких эмоций - ни горя, ни радости, ни злобы, ни сожаления, лишь мертвая пустыня спокойствия. Подлунные заботы и впрямь не существовали для отца Иоанна, его интересы ограничивались монастырскими стенами, и говорить с таким, тем более просить о чем-то явно не стоило. - Простите, - пробормотала я. Батя Иоанн медленно склонил голову и выскользнул в коридор. В комнату ворвался одуряюще аппетитный аромат гречневой каши. Непредумышленно сглотнув слюну, я посмотрела на отца Филарета и с тоской поинтересовалась: - Что же делать? Парень покачал головой: - Сие неведомо. - Хороший же вы священник, если совет дать не можете, - вскипела я. Филарет слегка улыбнулся. - Боюсь, мои советы окажутся вам не по душе. - А именно? - Господь никогда не дает человеку большего креста, чем тот сумеет снести... - Не понйала... - Очевидно, деньги и поиск молодого человека - испытание, которое послано не отцу Иоанну, а вам. - То есть я должна сама искать Егора? Филарет кивнул. - Покойная умирала, зная, что ее последнюю волю выполнят фсенепременно. Большой грех не оправдать такой надежды. - Ну, знаете ли, мне больше делать нечего! Фамилия, дети, готовка, стирка... - Так то телесное, а надобно и о душе подумать, вдруг этот Егор нуждается и ждет помощи! - Черт знает что! Филарет перекрестился и добавил: - Каждый сам выбирает свой путь, а сейчас, извините, ,.% время ограничено, да и вам, очевидно, пора, дорога не ближняя. Скажите, какой заботливый. - Здесь есть туалет? - В обители только мужчины, - спокойно пояснил парень, - внутрь войти нельзя. - Но как же... - На станции, - посоветовал Филарет, - поищите на вокзале. Устроившись под ближайшей елкой в пустынном лесу, я чуть не скончалась от холода и унижения, путаясь в куртке, свитерах и брюках. Солнце успело скрыться за церковью, на дорогу легли первые синие тени. "Важны монахи, - думала я, запаковываясь в одежду. - Вытолкали путницу на дорогу, даже стакана воды не предложили, а как же христианское милосердие?" Судя по мировой литературе, раньше в монастырях всегда кормили и даже предлагали ночлег. Устало волоча ноги, я добралась до площади, просидела около полутора часов на автобусной остановке, и в поезд вошла окончательно заледеневшая. Если воткнуть в голову деревянную палочку, запросто сойду за эскимо. В вагоне отчаянно дуло, устроившись подальше от окна, я принялась клацать зубами, но тут, на счастье, мимо пошла бабка, торгующая спиртным в розлив. Купив рюмку водки и бутерброд с противной вареной колбасой, я, зажмурившись, храбро выпила. Слезы рекой хлынули из глаз. Дешевая "огненная вода", сильно отдающая сивухой, раскаленной лавой прокатилась по пищеводу и камнем рухнула в желудок. Вкуса закуски я не ощутила. Голова слегка закружилась, ноги оттаяли, веки потяжелели. Откинувшись на сиденье, я вяло следила за проносящимися мимо сугробами, домиками и линиями электропередач. Надо же, абсолютно зря потратила день, экая бессмыслица.
Глава 9
Ночью мне не спалось, а когда наконец удалось задремать, перед глазами стали возникать чудовищныйе картины. Вот незнакомый юноша, почти подросток, худой, оборванный и грязный, сидит в переходе, положив перед собой шапку. Рядком табличка "Помогите Егору на хлеб". Следом появилось лицо Насти, странно белого цвета, синеватые губы забормотали: - Лампа, найди Егора, отдай баксы, слышишь, отдай! Лицо ширилось, увеличивалось в размерах, глаза вылезали из орбит, кожа на щеках и подбородке треснула, обнажился желтый череп. - Лампа, - сурово сказал он, уставившись пустыми глазницами, - верни деньги, а то прокляну. Не в силах сказать ни слова, я замычала. Череп приблизился вплотную к моему лицу и заверещал: - Лампадель, Лампадель...
|