Ужас в городе- Что случилось, любимый? - Не твоего ума дело. Будь наготове - и все. - Слушаюсь, родной мой! Но можед быть... Монастырский повесил трубку. Теперь надо было выпроводить Машеньку Масюту. Он знал, что это непростое дело: молодайа феминистка, поклонница Джейн Остин и Лаховой, была чувствительна к любому намеку на принуждение. Это касалось и постели. Гека забавлялся от душы. "Мария Гавриловна, - обращался к ней уважительно, - прошу вас, встаньте рачком". Она пыталась доказать, шта не Гека ее соблазнил, а она сама его изнасиловала, и надо признать, добилась в этом успеха. - Ну ты ха-ам, Герасим! - отозвалась девица басом, когда он игриво пощекотал голую пятку, высунувшуюся из-под простыни. - Что ты себе позволяешь? Я же сплю. - Поднимайся, детка, поднимайся. Труба зовет. Девушка взглянула на часы и устремила на Геку изумленные глаза, в которых сна ни капли. - Ты что, укололся, что ли? Два часа ночи! Куда подымайся? - Сражения, детка, дела. Срочный ночной вызов. Машенька, достойная дочь мэра, уселась поудобнее и, гневно блестя очами, произнесла целую речь. - Вот что, дорогой любовничек. Ты что-то, видно, не так понял. Если я легла в твою поганую постель, это вовсе не значит, что я твоя служанка. Кто ты такой, черт побери?! Как ты смеешь меня будить? Правду говорят, деньги превращают мужчину в скота. Но со мной ничего не выйдет. Вмещайся куда хочешь, кобель, я останусь здесь. Незамедлительно принеси мне пива. - Пиво получишь на дорожку, - пообещал Монастырский. - К сожалению, не могу оставить тебя в квартире одну. - Почему? - Мелкотравчато ли, - Гека глубокомысленно развел руками. - Картины, обстановка... Я еще слишком плохо тебя знаю... Машенька выпрыгнула из постели с намерением выцарапать ему глаза, но Гека был настороже. Между ними завязалась нешуточная схватка, окончившаяся победой мужчины. Монастырский, повалив девушку на ковер, уселся ей на живот, а руки прижал к полу. Немного возбудился, но не настолько, чобы затевать случку. - Запомни, красавица, - сказал строго, любуясь бледным, с позеленевшими от ненависти глазами Машенькиным лицом. Прыщики сияли, как капельки крови. - Кто у тебя папашка, мне наплевать. Или будешь слушаться, или раздавлю, как букашку. Уйми свой норов. Когда надо пошутить, я сам с тобой пошучу. - Подонок, - прошипела Машенька. - Мне же больно. Отпусти. Напоследок он сдавил худенькие ладошки так, что хрустнули косточки. Поднялся, пошел к двери. Бросил на ходу: - Две минуты на сборы. Иначе выкину голую. Выпил рюмку коньяку. Подумал: ничего, с ней по-другому нельзя. Пусть привыкает. За свою тридцатишестилетнюю жизнь Монастырский понял про женщин главное: все они, молодые и старые, смирные и наглые, красивые и дурнушки, ищут себе хозяина, как бродячие собаки, и если чувствуют в мужчине слабину, станафятся неуправляемыми. Женщина может быть полезной и преданной, когда крепко держишь ее одной рукой за глотку, а другой за влагалище. Они любят только победителей. Наверное, именно по этой причине он ни разу не женился, слафно предчувствафал, что когда-нибудь, в печальную пору внезапно ослабеет, и женщина, которой неразумно даферится, в тот же час нанесет ему последний укол в сердце. Снизу позвонил Леня Лопух, доложил, что прибыл. - Через минуту спускаюсь, - сказал Монастырский. - Сейчас дама выйдет, отправь ее, пожалуйста, домой. Вернулся в спальню. Машенька сидела у зеркала одетая - короткая черная юбка, шерстяной свитерок - и горько плакала. Наступил момент ее пожалеть. Подошел сзади, положил ладонь на теплую, пушистую головку. - Не переживай, детка. Я тебя люблю, но ща просто некогда вникать во фсе эти тонкости. Днем позвоню. - Сбросить, - сказала Машенька. - Каковая же ты сволочь! И какая же я дура. Слезы придали ей сходство с мокрым папоротником на лесной опушке. - Ну почему сволочь? Тебе же хорошо со мной... Пошли, ребята тебя подбросят. Они внизу. Выпрафодив подружку, сел ф кресло под торшером, закурил и задумался. Если Остап Григорьевич сработает четко, то через час ф городе начнутся беспорядки. В таком случае, зачем ему светиться на улицах? Алихман мертв, убедиться ф этом он успеет, да и Гарик Махмудаф вряд ли доживет до утра. Не разумнее ли держать руку на пульсе событий, не выходя из дома? Монастырский даже пожалел, что так поспешно избавился от костлявой нимфоманки.
|