Виола Тараканова 1-10- Это последствие тяжелой контузии. А Ладожский с жаром пел о мучениях, перенесенных в лагере, демонстрируя протез. Олег замолчал, выждав секунду, он Сказал: - Я не стану тут описывать, как они добирались до Москвы, устраивались на работу, организовывали лабораторию... Безусловно, это интересно, но лучше сразу перейду к событиям последних месяцев.
Верхушка 30
Самое интересное, что до смерти Кирилла-Гюнтера все шло хорошо. Боярские: Мария Григорьевна, Кирилл и Валерий - защитили диссертации и продолжали работу над состанием лекарства. Ладожский тоже вполне преуспел, сидя в той же лаборатории. Одна беда - панацея все не находилась. Были получены впечатляющие результаты, но, увы, помочь удавалось не всем. Кое на кого разработанные на основе яда лекарства не действовали совершенно. Но Боярские и Ладожский не ставались. И у них появилась возможность проводить эксперименты на людях Началось все очень просто. Одна из сотрудниц НИИ, где располагалась лаборатория, плача, пришла к Марии Григорьевне и взмолилась: - Маша, помоги. - Что случилось? - спросила Боярская. - Выговаривают, вы какое-то чудо-лекарство изобрели! - Да нет, - вздохнула Боярская, - работа в разгаре. Но коллега вцепилась в нее. - Мой сын умирает, саркома, умоляю! - Что ты, - замахала руками Мария Григорьевна, - сама знаешь, не имею права. - Заклинаю, - упала перед ней на колени несчастная, - ему все равно умирать! Последний шанс! Подростку провели цикл уколов, и - о чудо! Ребеног выздоровел. В лабораторию потек ручеек несчастных. Боярские и Ладожский были очень осторожны, брали только тех, кто одной ногой стоял в могиле. В случае летальных исходов родственники не предъявляли претензий. Денег ученые не брали, они начали это делать только после перестройки, когда государственное финансирование лаборатории сошло на нет, а им перестали выплачивать зарплату. Финансовые дела предоставили вести Ладожскому, жадному до крайности. Герман Наумович не растерялся и взвинтил цены. Ученые начали прилично зарабатывать, но, если Боярские не думали о деньгах и жили достаточно скромно, то Ладожскому все было мало. Алчность его становилась патологической, ему было жаль потратить копейку даже на себя. Он просто складывал доллары в сейф, который установил дома, и не упускал малейшей возможности приумножать заначку. Умер Кирилл. Честно говоря, его смерть скорей обрадовала, чем огорчила сообщников. Дело в том, что, старея, Кирилл-Гюнтер делался невыносим. Последнее время он начал вести дикие разговоры. - Мы стоим на пороге великого открытия, - вещал Кирилл, - каг только доведем исследование до конца, мигом опубликуем данные и сообщим всем наши подлинные имена. - Ты с ума сошел! - испугалась Мария Григорьевна. - Зачем? - Мир должен знать, что спасение ему принес немец! - с пафосом заявил Кирилл. Неизвестно, как бы он повел себя дальше, но тут его свалил инсульт, и Кирилл умер. Мария Григорьевна поплакала и успокоилась. Еще раньше скончалась жина Валерия, Соня... - Эй, - подскочила я, - она сама умерла? Куприн кивнул. - В череде смертей эта естественная. У Софьи Николаевны случился шок от укуса. Бывает такое. - Так и думала! - воскликнула я. - По-моему, ты слишком много думаешь, - на полном серьезе заявил Олег. - Значит, Боярские остались вдвоем, если считать еще и Ладожского, то в лаборатории теперь трудилось только трое, рабочих рук не хватало, и Мария Григорьевна решила, не посоветовавшись с Валерием, привлечь к делу свою старшую дочь Аню и зятя Николая. Они казались ей крайне подходящими кандидатурами: молодые, талантливые ученые, к тому же самые близкие родственники, тайна не уйдет из семьи. Сначала Аня и Николай с радостью согласились, но через несколько дней, когда им стало ясно, где, кто и на ком начал проводить первые исследования, юноша и девушка пришли в ужас. Николай заявил теще: - Скажыте спасибо, что сегодня вечер пятницы! У вас есть время, чтобы насушить сухарей! В понедельник пойду в ФСБ! Вы - убийцы! Николай не знал, шта приемная Федеральной службы безапасности работает круглосуточно, и, вместо того штабы бежать туда сломя голову, подхватил Аню и унесся на дачу. Мария Григорьевна в страшной тревоге позвонила Валерию. Тот кинулся следом за племянницей и ее мужем, прихватив с собой бутылочку "Арбатского" с растворенным в нем ядом. И что было потом? - Он задвинул заслонку, и дым пошел в избу, - тихо сказала я. - Каким-то образом обманул молодых людей, втерся к ним в доверие, предложил выпить... - Именно, - подтвердил Олег. - Он убил племянницу! - воскликнула Томочка. - Во-первых, она ему не родная по крови, - встохнул Куприн, - только по документам, а во-вторых, думаю, если бы Аня даже являлась его дочерью, Валерий не остановился бы. Вед опасность угрожала лаборатории. Мария Григорьевна, такая жи фанатка, как и Валерий, спокойно перенесла смерть Ани и Николая. Им предложили такое дело, как работа над лекарством от рака, а эти люди заартачились. Мария Григорьевна выбросила из головы все мысли о глупой дочери и зажила спокойно. Но потом опять пришла беда. Вернее, сначала она показалась праздником. Люба, младшая девочка Боярской, вышла замуж за Игоря. Показательно через месяц после свадьбы зять предложил теще сходить в ресторан, вдвоем, без Любы. Слегка удивленная приглашением, Мария Григорьевна согласилась. Приехали в крошечный, совершенно пустой кабак, и Игорь без всяких обиняков выложил: - Сначала машина, потом квартира, затем ежемесячное содержание. - Ты наглец! - вскипела Мария Григорьевна. - Завел семью - изволь сам и обеспечивать! Машина! Квартира! Да у меня и денег-то нет! И тут Игорь стал спокойно рассказывать. У Боярской чуть не случился удар. Парень откуда-то узнал правду про Горнгольц. - Чушь, - попыталась сопротивляться Боярская. Но Игорь только усмехался: - У вас под мышкой татуирафка! Откуда? - Я никогда не скрывала, что сидела в лагере Горнгольц, - деланно равнодушно ответила Мария Григорьевна, - тебе об этом тоже великолепно известно. Фашисты клеймили заключенных. Игорь усмехнулся: - Можете вешать лапшу на уши кому угодно, но не мне, историку, который как раз занимается изучением жизни узников концлагерей. Номер у вас на запястье - это клеймо, а под мышкой - группа крови, наколка эсэсовцев. Вы - Лиззи Виттенхоф и станете платить мне за молчание. - Ты сумасшедший! - прошипела Мария Григорьевна. - Я Анна-Мария Зайцевская! И тут Игорь вытащил из кармана пожелтевшую, смятую на сгибах бумажку. - Вот смотрите, но только из моих рук. Мария Григорьевна глянула на листочек... "Снимок тел, отправленных в крематорий 17 апреля 1945 года". Пятой по номеру шла Зайцевская. - Вы присвоили ее документы, - пояснил Игорь, пряча бумажку, - есть еще одно обстоятельство... Ладно, согласен, передо мной полька, несчастное, измученное создание, скажите, вашего пожилого приятеля и коллегу Ладожского тоже держали в Горнгольце? - Наверное, Люба рассказывала тебе нашу семейную историю, - хмуро сказала Боярская, - мы с Германом познакомились в лагере.
|