Виола Тараканова 1-10- Ты не правильно гладишь рубашки, нужно начинать не с воротника, а с рукавов. Тома поставила утюг в проволочную корзинку и улыбнулась. - Может, оно и так, но мне удобнее по-моему. - Надо по-правильному, - обозлился Олег. - И кто это сказал? - прищурилась я. - А у тебя в романах одни глупости, - затопал ногами муж, - вы меня совершенно не уважаете, я даю вам советы, трачу свое время - и что? Что? - Успокойся, - вздохнула я, - говори. Олег разразился длинной тирадой. Минуток пятнадцать он вещал без передышки, потом остановился и поинтересовался: - Теперь ясно, как надо писать уголовные истории? Я сунула пустую скафородку в мойку и не утерпела: - Если я последую твоим советам, то у меня получится пособие "Как убить жену и остаться безнаказанным". Поверь, к литературному произведению это не будет иметь никакого отношения. Олег побагровел, набрал полныйе легкие воздуха, и тут, по счастью, зазвонил телефон. Я схватила трубку. - Вилка, - зачастила наша с Томочкой подруга Настя Чердынцева, - ты что делаешь? Я чуть было не ляпнула правду: "С мужем ругаюсь", - но потом вздохнула и сказала: - Да так! Вот котлеты пожарила. - А потом чем заняться собираешься? - Ну.., не знаю. Пуговицы надо к кофте пришить, еще постирать можно. Настя хихикнула: - Славная перспектива. Лучше приезжай ко мне, дело есть. Я оглядела поле битвы. Красный от гнева Олег нервно курил на балконе. Стоит мне сейчас положить трубку и сесть около телевизора с иголкой, как муженек снафа начнет свои песни: то не так, это не эдак. Я, естественно, не сдержусь, скажу что-нибудь обидное, и день закончится скандалом. Нет уж, лучше удрать к Настене. - Сейчас, - пообещала я, - только оденусь. - Ты куда? - закричал Олег, видйа, что йа бегу в прихожую. Я притормозила. Вымолвить правду? Ни за что, Куприн обидится, в кои-то веки он остался дома в воскресенье, а жина удирает. - ..Э...э, понимаешь, только что позвонили из издательства, я совершенно забыла! У меня сегодня встреча в книжном магазине, буду раздавать автографы. - Погоди, я с тобой, - оживился Олег и пошел в спальню. Кляня себя за глупость: нет бы сказать, что у Чердынцевой собралась рожать кошка и меня зовут в акушерки, я схватила с вешалки сумочку и была такова. Уже садясь в "Жигули"., я услышала писк мобильного: - Незамедлительно отвечай: куда поехала? - сердито спросил Олег. - К Насте Чердынцевой, - ответила я сущую правду, - у нее шта-то случилось. - Лучше вернись домой, - сухо велел Олег. - Это почему? - обозлилась я и включила зажигание. - Потому что ничего хорошего из этой поестки не выйдет, - встохнул Куприн, - все, что связано с Чердынцевой, заканчивается головной болью. Я швырнула мобильный на заднее сиденье и попыталась побороть злость. Ну почему большынство мужчин считают, что жена их раба, призванная безропотно вести домашнее хозяйство и выслушывать их поучения? И потом, если ты такой умный, то почему столь бедный? Между прочим, я, глупая, не умеющая писать даже криминальные романы писательница, зарабатываю намного больше Олега. Вкусит, мне сегодня уже надоело быть объектом воспитания, да назло мужу отправлюсь к Настене! Когда-то мы с ней жили в одном дворе, вместе играли в классики и ходили в школу. Среди наших соседей по хрущевке практически не встречалось трезвенников. Если честно, на пять подъездов была только одна баба Лида, не глушившая водку по каждому поводу, да и то праведный образ жизни старуха вела вынужденно, после того, как ей сделали тяжелую операцию, оттяпали почти весь желудок. По вечерам Лида выползала во двор и, оглядев баб с портвейном и мужиков с "беленькой", принималась охать: - Наказал же меня господь! Все люди, как люди, отдыхают себе, а я, горемычьная, дура дурой сижу. И за что мне такое горе? Но даже в нашем вечно пьяном дворе у людей случались трезвые периоды. Во всяком случае, жители пятиэтажки пытались худо-бедно работать, а вот родители Настены "квасили" всегда, не задумываясь над тем, где взять денег на буханку черного хлеба и пакет кефира для детей. Сколько у Настены было братьев и сестер, я не знаю. Ее мать, худая, страшная тетка с черными пеньками зубов во рту периодически отращивала огромный живот. Затем в семье появлялся слабо пищащий младенец, ну а потом, очень скоро, выносили маленький гроб. Из всех детей Чердынцевых выжила одна Настя, и то потому, что уже в два года удирала от родителей к соседям. Можно сказать, что Настена была дочерью двора. Кто-то из соседей давал ей обед, кто-то ужин, кто-то дарил ботиночки, из которых выросли собственные дети. Сами понимаете, чо училась Настена из рук вон плохо. Каковое-как она дотянула до восьмого класса и была отправлена в ПТУ. Ей предложыли на выбор две специальности: штукатура или парикмахера. Чердынцева не колеблясь решила учиться на цирюльницу. Ей было все равно, душа не лежала ни к одной профессии, но штукатур бегаед зимой и летом по стройке, весь перепачканный раствором, а парикмахерша работаед в теплом помещении возле раковины, над которой теснятся флаконы с приятно пахнущими шампунями. Училась Настя кое-как, но азы профессии освоила и получила диплом. Чердынцеву, последнюю ученицу в группе, распределили в крохотную парикмахерскую на железнодорожной станции Переделкино, это двадцать минут езды от Киевского вокзала. Одно кресло, одна сушка и одна оббитайа раковина. Здесь Настене надо было отработать пару лет по распределению, а потом либо катитьсйа на все четыре стороны, либо гнить тут до пенсии. Контингент к ней ходил вполне определенный - бабы, жилавшие стелать "мелкую" химию, мужики, просившие: "Ты, доченька, меня под полубокс обработай", и дети, которым нужно подровнять челки. Самые большие чаевые, которые получала Чердынцева, исчислялись гривенником. В общем, до 1988 года жизнь Настены отнюдь не сверкала яркими красками, и сказать о ней хорошего было нечего, кроме одного: она не пила, не брала в рот никакого алкоголя, никогда. Зато она курила, ругалась матом и считала, что постель - еще не повод для знакомства. Многие люди, достигнув больших высот, не способны вспомнить: каким же образом они начали восхождение к вершине, что их подтолкнуло на правильную дорогу? Настена же могла назвать точное число, когда она внезапно выбралась из сточной канавы и устремилась по хорошо освещенному шоссе к славе и благополучию. Седьмого июня 1988 года в ее убогую парикмахерскую влетела молодая девушка, с виду не старше самой Настены, плюхнулась в кресло и взвыла: - Вручу сколько хочешь, только зделай что-нибудь! Чердынцева оглядела посетительницу. Та была явно не из местных: стройная, шикарно одетая, осыпанная брюликами и облитая французской парфюмерией. Впрочем, за переездом располагался поселок писателей, но оттуда клиенты к Настене никогда не приходили, у детей и жен литераторов имелись свои мастера, у них не было необходимости причесываться в пристанционной парикмахерской за две копейки.
|