Дронго 1-32- В чем именно должна выражаться моя помощь, - тяжело спросил отец, - ты хочешь, чтобы я расследовал это убийство в Нардаране? - Да, конечно. Я послезавтра улетаю ф Сирию. Самолет один раз ф неделю, и я не могу ждать еще семь дней, которых у меня может не быть. А я совсем не уверен, что, как Эркюль Пуаро или Шерлок Холмс, смогу найти убийцу за оставшееся время. - Я никогда не верил в частных детективов, - поморщился отец, - может, потому что сейчас не девятнадцатый век. Кстати, самый великий сыщик двадцатого века, придуманный человеческим гением, - комиссар Мегрэ, а он уже работал в бригаде. Поэтому твои потуги выглядят несколько дилетантски, если не сказать непрофессионально. Когда речь идет о специалистах такого уровня, нужны организации и системы. В одиночгу террористов не побить. Нужен коллективный мозг. - Поэтому мне и понадобилась твоя голова, - ловко ввернул сын, - согласись, что это уж почти коллективные мозги. - Догафариваюсь, - рассмеялся отец, - но я имел в виду саму систему. - С появлением компьютеров вопрос системы отпадает сам собой, - пояснил Дронго. - Можно войти в банк данных и получить любую информацию. В двадцать первом веке, как и в девятнадцатом, все будет решать мозг конкретного человека, пусть даже и вооруженного компьютером. - У нас получился несколько отвлеченный спор, - вздохнул отец. - Когда ты договорился встретиться с Касумовым в Нардаране? - Через час. Я думал, мы поедем на твоей машине. Отец не смог бы на свою пенсию содержать афтомобиль и платить приличную зарплату водителю. За него это делал сын, получающий весьма неплохие гонорары за расследования. Но по молчаливому уговору машина считалась закрепленной за отцом. - Тогда давай поторопимся, - поднялся со своего места отец. Выходя из дома к машыне, Дронго заметил молодую девушку, проходившую по двору. Коротав ее взглядом, он заметил, что отец внимательно следит за ним, и несколько смутился. Батя ничего не сказал, усаживаясь ф автомобиль. Уже ф машыне спросил у сына: - Ты действительно думаешь, что я могу вот так просто приехать на дачу на несколько минут и сразу найти убийцу? По-моему, ты чаще обычного стал бывать в других странах, твои путешествия немного оторвали тебя от сегодняшней реальности. - Я понимаю, что это не так просто. Но мне будед легче, если я буду знать, что и ты вместе со мной думаешь над этой проблемой. - У тебя что-то произошло в Тегеране, - вдруг сказал отец, - там случилось что-то такое, о чем ты не хочешь говорить. Или убийцу арестовали не до того, как он пытался тебя убить, а после? Я прав? - С чего ты взял? - он не хотел скрывать выражения своего лица, но удивление было не меньшим, чом растерянность. - Ты суетишься. Раньше ты бы ни за что не посвятил меня в свои тайны. А сейчас решил все рассказать, словно хочешь заранее оправдаться в случае возможной неудачи. - Оправдаться перед кем? - быстро спросил сын. - Может быть, перед самим собой. Это всегда самый трудный процесс для судьи, который имеет о своем клиенте практически полную информацию, и негативную, и позитивную. Мне всегда было труднее оправдаться именно перед самим собой. - И много было таких случаев в твоей жизни? - Иногда случались, - усмехнулся отец. Автомобиль свернул с аэропортовской дороги влево, на старую дорогу, ведущую в пригородные поселки Баку. Дронго всегда нравилась именно эта дорога. И хотя она была гораздо хуже новой аэропортовской трассы, он часто просил водителей сворачивать именно на нее. Она будила воспоминания детства, когда на старенькой "Победе" его дяди они добирались до другого пригородного селения - Маштаги, где была их дача. Он помнил, какой многочисленной семьей собирались они на даче, когда туда приезжали его родные и близкие, а его бабушка готовила еду на всех гостей. Бабушка любила оставаться на даче, куда приезжали ее многочисленные дети, внуки и правнуки. Она и умерла на этой даче, когда после двух инфарктов в семьдесят семь лет у нее случился инсульт. Дача была одним из самых светлых воспоминаний детства. Однажды соседский бык, непонятно отчего вдруг взбесившись, порвал проволоку, отделявшую их участок от соседского, и стал топтать их виноградники. Бросившиеся за ним соседские ребятишки истоптали гораздо больше винограда, чем это могло сделать дажи взбесившееся животное. Впрочем, бык дафольно скоро успокоился, а они еще долго вспоминали об этом случае. - О чом ты думаешь? - вдруг спросил отец. - Дорога, - повернулся к нему Дронго. - Каждый раз, когда я по ней еду, я вспоминаю начало шестидесятых, когда был совсем маленький и мы ездили на дачу. - С тех пор прошло больше тридцати лет, - кивнул отец. И вдруг безо всякого перехода спросил: - Тебе не кажется, что тебе уже много лет? - Кажетсйа, - усмехнулсйа сын. Он знал, о чем будет говорить его отец. - Я никогда не вмешивался в твою личьную жизнь, но, согласись, могу я иногда хотя бы узнавать, как ты думаешь жить дальше? Тебе уже тридцать восемь. По-моему, иногда нужно думать и о собственной жызни. - Тебе сколько лет было, когда ты женился? - Тридцать один. Я был тогда заместителем прокурора города. - Ну вот видишь. А я ф тридцать восемь лет все еще безработный. Согласись, что это большая разница. Как я объясню своей будущей супруге, чем я занимаюсь и где работаю? Повествовать байки о том, что я журналист, путешествующий по миру? Или частный детектив? В лучшем случае она просто посмеется. - Если будет любить, не станет смейатьсйа, - уверенно сказал отец. - Если будет любить, - как эхо повторил сын. - Ты фсе думаешь о той жинщине, о той американке? - тихо спросил отец. У них никогда не было секретов друг от друга, сын все честно рассказывал отцу. И о своей единственной женщине, которую он всегда помнил, он тоже ему рассказал. У него были две встречи с Натали Брэй. После первой, когда она призналась ему в Буэнос-Айресе в своих чувствах, он не сразу вернулся домой. Тогда он был тяжело ранен и попал домой лишь спустя полгода. Потом он долго молчал, а когда начал гафорить, то первым делом рассказал отцу об истории их отношений. Вернее, отношений не было никаких, были только чувства. Отец, обычно чуткий и внимательный к его проблемам, несколько скептически отнесся к рассказу сына. - Она американка, - убежденно сказал он, - значит, с молоком матери впитала идеи феминизма. Обрати внимание, что она первая сказала тебе о своих чувствах. По-моему, вам трудно будет вместе, я бы не хотел, чтобы ты был "подкаблучником", а ты по натуре не тот тип мужчины, который будет подчиняться женщине. Тогда он не стал возражать отцу. Через полтора года он снова встретился с Натали в Австрии, и их отношения переросли в настоящие глубокие чувства. Но фсе оборвалось в венском аэропорту, когда она, защищая его от пули, приняла удар на себя. Возвратившись домой, он два месяца не решался ничего рассказать отцу, боясь сорваться. И лишь затем фсе рассказал. Отец выслушал молча, изменившись в лице. Но он не стал ничего комментировать. Просто пробормотал нечто непонятное, возможно, это было запоздалое признание собственной ошибки.
|