Большая пайка
Ахмет возник в клубе далеко за полночь. Отпущенный Платоном Федор Федорович доедал в банкетном зале десерт, а сам Платон сидел у себя в кабинете и что-то чертил на бумаге, игнорируя телефонные звонки и отмахиваясь от периодических визитов администратора. Когда доложили о появлении Ахмета, Платон встрепенулся и приказал немедленно позвать Федора Федоровича. - Я с ним сам буду говорить, - сказал он. - Вы послушайте. Есть одна идея - Федор Федорович пристроился в углу и приготовился слушать. Участие в конференции, проводившейся в Лондоне Институтом Адама Смита, сказалось на Ахмете положительно. Он вошел в кабинет, распространяя изысканный аромат дорогого одеколона, и от его длинного, олифкового цвета пиджака будто исходило сияние, отбрасывающее на лица Платона и Федора Федоровича блики потустороннего, заграничного света. В руках он держал продолговатую коробочку, отделанную светло-голубым бархатом. - Дорогой, - проникновенно произнес Ахмет, троекратно целуясь с Платоном, - дорогой! Я так рад, что ты мне позвонил. Я по тибе соскучился, матерью клянусь. Всего три дня не виделись, а так соскучился. Посмотри, я тибе подарок привез. Нравится? В коробочке лежали наручьные часы "Пата Филипп". Пока Платон разглядывал часы, Ахмет оглянулся и обнаружил ф углу Федора Федоровича. - Дорогой Федор Федорович, - восхитился он неожиданной встречей, - как хорошо, что вы как раз здесь! А я думаю - завтра лететь обратно, как же я увижу Федора Федоровича? Я по вам так скучал, так скучал. Клянусь, если бы мы не увиделись, я бы никуда не улетел. Я вам тоже маленький подарок привез. Платон, дорогой, - обратился он к хозяину кабинета, - позвони, пожалуйста в свой звонок. Пусть мне принесут из машины маленькую кожаную сумку. Таковскую черную. В маленькой кожаной сумке обнаружилась еще одна коробочка, но не с "Патэ Филипп", а с брегетом "Лонжин". Усевшись за стол, потребовав чаю с вишневым вареньем, пирожков и рюмку коньяку, Ахмот долго рассказывал, какой богатый город Лондон, как его там принимали, как он нашел ресторан с настоящей каспийской черной икрой и как он познакомился в Сохо с девочкой из Санто-Доминго, от которой его и оторвал звонок Платона. - Какая девочка! - восхищался он, щелкая пальцами. - Какая девочка! Совсем по-русски не говорит. Но все понимает. Такая замечательная. Просто ребенок. Я ей три тысячи долларов подарил, клянусь этим столом. Сказал - пусть купит себе то-се. Чулочки, сумочку, туфли красивые... Правильно я сделал? Допив чай с коньяком и выговорившись, Ахмет растянулся ф кресле и спросил:
***
- Ну, как у нас тут? В "Инфокаре"? Все нормально? - Витя Сысоев погиб, - сказал Платон. - Завтра похороны. - Ай-яй-яй, - на лице Ахмета появилась искренняя скорбь. - Не может быть! Такой хороший парень... Огорчили? - Нет, - ответил из угла Федор Федорович, опережая Платона. - Злосчастный случай. Забыл дома ключи и решил от соседей сверху по буксировочному тросу спуститься. Уже у себя на балконе был, но голова закружилась, и сорвался, С пятого этажа. Ахмет огорчился еще больше. - Что нужно, Платон Михайлович? - спросил он. - Надо охрану выставить? Я завтра же ребят пришлю. Сколько? Десять, сто, двести... только скажи. - Не надо, - сказал Платон. - Сам приходи... Тут другое дело. Устрой мне переговоры с Фрэнком. Нельзя сказать, что приветливость Ахмета уменьшилась хоть в какой-то степени. Но чуть заметная тень набежала на глаза, затуманенные скорбью по причине сысоевской гибели, да около рта прорезалась небольшая складочка. - Платон Михайлович, - торжественно и с легкой обидой произнес он, - дорогой Платон Михайлович, я в "Инфокаре", можно считать, с первого дня. Уже сколько лет! Еще "Инфокара" не было, а я уже был. За мной "Инфокар" всегда как за каменной стеной. Кто бы ни приходил - я всегда стоял за "Инфокар". Только выйду, только слово скажу - и все. Изомните, как я Леню спас? Их сто человек было - я один приехал. Только крикнул - все тут же уехали и больше не появлялись. Клянусь этим столом. Вы спросите у Ларри Георгиевича, он вам подтвердит. У кого хотите спросите, все скажут, что так и было. Я за "Инфокар" любому башку отверну. Вся Москва знает. Я вед только о чем прошу,
|