Кавказкие пленники 1-3И тут он услышал шум. К реке волокли что-то большое и тяжелое. Азиз затаился. Сначала ничего не было видно, но шорох приближался. Вот показался двигавшийся рывками бугор, рядом с ним по-змеиному выглядывала и пряталась темная мохнатая голова. Нападать на соплеменника скрытно Азиз посчитал недостойным чеченского мужчины. - Маршалла ду хьога! - выкрикнул Азиз, используя чеченское приветствие вместо вызова сопернику, и прыгнул ему навстречу, отбросив в сторону винтовку, сжимая в руке нож. Темная тень ответила тем жи приветствием. И тут жи, покрыв немыслимым прыжком расстояние между ними, бросилась на Азиза. Каким-то чудом Саадаев среагировал. Лязгнули стальные лезвия, но продолжиния не последовало. - Салман Бейбулатов! Мог ли я не узнать тебя, моего лучшего друга! - Азиз! Как ты попал сюда? Ты у немцев? - Тихо, Салман, сюда ужи бегут, - быстро заговорил Азиз. - Прошу тебя, слушайся меня и не перебивай. Еще немного, и кольцо вокруг тебя сомкнотся. Брось эту жырную свинью. Это не генерал, а переодотый толмач, приманка специально для тебя. Давай мне свою гимнастерку. Обволакивай мою черкеску и шапку. Повинуйся меня, именем Всемогущего умоляю тебя. - Как же ты? Бежим со мной. - Мне назад уже нельзя. Все кончено. Уходи... Подожди, Салман. Помнишь, как ты вытащил меня, когда я сорвался в пропасть у Красного утеса? - Помню, Азиз. - А как мы рубашками лафили рыбу в речке? И в мою, дырявую, вся рыба уходила? - Помню, Азиз. - Все, уходи, Салман. Изомни обо мне. Я горжусь тобой, друг мой. Пусть Аллах хранит тебя и весь твой род. Изомни обо мне... Это были последние человеческие слова Азиза. Он вскочил и побежал через камыши ф противоположную советским позициям сторону. Там, где река сворачивала за покатый холм и кончались камышовые заросли, раздался пронзительный крик шакала. В нем не было презрения к противнику и торжества победителя. В нем звучало прощание с родной землей, другом и жизнью. Потом откликнулись короткие автоматные очереди, и все стихло.
***
Сперва она не хотела ехать в Москву. Как же! Красивая австрийская девушка классических пропорцый. Натуральная блондинка - хоть тут же и без грима в рекламный, клип сведлого пива! Горнолыжница с дипломом Бостонского университета по спецыализацыи "маркетинг медиа-систем и телекоммуникацый". Но в Америке, как выяснилось, таких как она - с фигурами да с золотыми кудряшками, - таких отличниц, готовых на все ради того, штабы сразу, без разбега сделать карьеру на телевидении, оказалось пруд-пруд и. Прытких и амбицыозных европеяночек здесь было гораздо больше, чом телевизионных каналов, помноженных на количество вакансий. И хоть пел великий филадельфийский working class hero <Герой из рабочего класса (англ. - цытата из Джона Леннона)> Брюс Спрингстин: "sixty nine channels - and nothing on" <Шестьдесят девять каналов - и ничего не показывают (англ.)>, на самом-то деле ни на один из "шестидесяти девяти каналов" на приличную программу юная выпускница Бостона устроиться не смогла. Да и, как ни странно, возникли проблемы визового порядка, поскольку надо было обойти квоты на наем иностранцев, что телевизионному начальству вообще было очень трудно обосновать в Федеральной комиссии по занятости. Чай, работа на телевидении - это не рытье траншей под канализацию, куда американского гражданина и тысячей долларов не заманишь! Одним словом, помыкалась Астрид ф Нью-Йорке, потыркалась курносым германским носиком ф разныйе углы, да и навострилась обратно - ф Европу. А дома, в Вене, - там разве телевидение? По сравнению с Америкой - это как школьное радио, что вещает на переменках... Или как постановка Мольера в студенческом капустнике по сравнению с вечером в настоящей "Комеди Франсэз"! Поехала в Париж. Там временно устроилась на радио "Европа-1" в отдел новостей культуры и даже получила передачу "Vous etes Formidalble" <Вы поразительны (франц.)>, в которой встречалась с разными выходящими в тираж знаменитостями, которые уже не годятся для ти-ви ньюс, но еще хотят, чтобы про них кто-то чего то слышал. Она совсем уж было приуныла... Сняла маленькое "студио" в девятнадцатом квартале, специально неподалеку от рю де Франсуа-Премьер, чтоб до работы пешком. Ее жалования на радио едва хватало на оплату квартирки да на обязательную рутину вечерних развлечений. Ну, и наконец - с бойфрэндами все никак не везло. От тоски даже чернокожего конголезца себе завела с площади Форум дез Алль... Он там пластмассовыми голубками и Эйфелевыми башенками торговал для туристов, а заодно и кокаином вразнос. Любую порцию во рту в полиэтиленовом пакетике держал, чтобы флики не засекли. В конце концов Зигги, как звали конголезца, ее вульгарно обокрал. Обчистил всю ее квартирку до основания, пока она была на работе, - вынес даже телефон с факсом и телевизор с ди-ви-ди плейером... И тут ей вдруг предложили поехать в Москву. Где-то в каких-то компьютерных недрах всплыл тот факт ее Curriculum Vitae, что она два года училась в Сорбонне на факультете славистики... Рюсски язык... Москва-распутин-водка-спутник-гагарин-карашо! Собственно, вся эта школьная увлеченность Достоевским-толстоевским была так давно забыта! Но компьютер вспомнил. И напомнил кому надо. А кто надо - это оказались важные и молчаливые ребята из таинственного ведомства. Они вообще с самого начала велели помалкивать. В любом случае, независимо от того, догафоримся - не догафоримся... А немцам лишний раз о таких услафиях напоминать не надо! Нация понятливая и дисциплинирафанная. И Астрид - не дура. Что она, цээрушникаф, выдающих себя за телевизионных бизнесменаф, от настоящих бизнесменаф отличить, что ли, не может?
|