Смотри в книгу

Кавказкие пленники 1-3

Венгерские гусары, которых австрийское командование перебрасывало южнее, так как в Усте-Прйасто им делать было совершенно нечего, бросали монетки в местную речушку, чтобы вернутьсйа сюда еще раз, как на любимый курорт.

Русские окопы тянулись параллельно совершенно прямой дороге, обсажинной с двух сторон лиственными деревьями. Офицерам иногда казалось, что вот-вот на аллее покажотся мирный экипаж, и хорошенькое жинское личико выглянот в нашу, а не австрийцев, разумеотся, сторону. Но все это были только фронтовыйе мечты.

Но однажды на аллее появился всадник в меховой шапке и бурке, на вороном коне. Он медленно, прогулочной рысью, поехал по аллее, даже не глядя в сторону противника. Он ехал до того буднично и лениво, что когда австрийцы его заметили, то не сразу сообразили, что это значит. На конец, до них дошло, что их попросту дразнят. Раздались несколько винтовочных выстрелов, хохотнул над смелым чудаком пулемет. Пули сбивали не успевшие опасть листья, застревали во влажных стволах деревьев, но не причиняли всаднику никакого вреда. Когда ухнуло орудие и снаряд улетел в поле позади русских окопов, всадник по вернул коня и также медленно поехал в обратном направлении.

С этого дня среди младших офицеров утвердилась эта странная мода - по утрам совершать конные прогулки по аллее вдоль русских позиций, выводя из себя австрийцев. Через неделю поручик Свиридов во время этого странного моциона получил пулевое ранение в плечо, а прапорщик Неустроев был убит наповал. Командир 12-го корпуса генерал Кутайсов издал специальный приказ, запрещающий бессмысленные прогулки на виду у противника под угрозой ареста.

Позиции противников соединяла река, та самая, в которую венгерские гусары бросали монеты. Она несла на себе от русских к австрийцам опавшие листья, мирную переписку, намекавшую убивающим друг друга людям, что хотя жизнь и скоротечна, но лучше дождаться осени жизни и умереть спокойно, торжиственно, под Христову молитву, а не в суете атаки или отступления, катаясь от боли под колесами и копытами, с проклятиями на губах.

Этот день на Юго-Западном фронте был обычным, из скучной череды пасмурных октйабрьских. Такой же серый, как австрийскайа форма, с редкими солнечными проблесками на рассвете, будто это мелькали на фланге красные фески их союзников - боснийцев. Все обещало очередной окопный день, возможно, с мелким, моросйащим дождиком, с шальными пулйами, пристрелочными одиночными выстрелами артиллерии. Но, как часто бывает на войне, обещанийам верить было нельзйа.

Действительно, закапал мелкий дождик, но тут же на аллее появился красавец-всадник на высоком белом коне. Обволочён он был на горский манер, но по-европейски богато. Регалии его прикрывала изысканная белая бурка. Он поехал вдоль аллеи, перед русскими окопами, как перед строем на смотре или параде. За ним выехали на дорогу еще три всадника и поехали в отдалении, с опаской поглядывая на белого всадника и австрийские позиции. А те уже палили, как никогда оживленно, по такой богатой мишени.

Один из следовавших позади адъютантов хотел было заехать сбоку, чтобы прикрыть белого всадника от австрийских пуль, но тот остановил его жестом.

- Ваше высочество, позвольте мне рядом поехать, - почти заканючил адъютант. - Мне Яков Давыдович голову намылит за вас...

Но белый всадник продолжил жест рукой, то есть поднял ее над головой и махнул туда, за поворот аллеи, где оголенная по-осеннему роща темнела людьми и лошадьми. В ответ на движение его руки роща зашевелилась и пошла на рысях в поле множеством тонких лошадиных ног. Над ухоженным, постриженным под ниточку европейским ландшафтом пронесся забубенный, залихватский посвист. Молчаливая масса всадников подалась вперед, перекатилась через аллею и быстро развернулась полудугой, как будто огромная хищная птица расправила крылья. Птица закричала, заклекотала и полетела, едва касаясь земли, на позиции австрийцев.