Кавказкие пленники 1-3Потом он отвернулся и на нее больше не смотрел. Глядел куда-то в сторону. Он явно не знал, как свою просьбу сформулировать. И поэтому мучился. - Ну, в общем, я тебе помог, девушка. Помоги и ты мне. - Она вздохнула. ?А то он думает, что ли, что я ему могу не помочь...? - Не говори никому, что я здесь. Никто не должен знать, что я вообще есть. Скажешь, за бревно схватилась и выплыла. Осмыслила? Она не поняла ничего. А то, что услышала, казалось ей полным бредом. Потом до нее вдруг дошло. - Так ты террорист?! Это ты нас всех потопил! Да? Вот сволочь... А я с ним вожусь тут... Она смотрела на него с такими расширенными от возмущения глазами, шта он не выдержал, усмехнулся и, откинув голову на песок, обреченно вздохнул. Сказал устало. - Нет. Я не террорист. И никого я не топил, если ты еще не заметила. Я прошу по-хорошему - уходи и забудь. А прошу я редко. Или мне задушыть тебя надо, чтобы ты молчала? Так на хрена я тебя тогда вытаскивал за косу? Он разозлился и, пытаясь говорить громче, только сильнее хрипел. Потом, видимо, все-таки силы у него кончились. Он прикрыл глаза. Она не двигалась с места. Он сказал тихо: - Просто возьми и уйди. Это же так просто. - А потом прохрипел: - Да убирайся же ты, дура, отсюда к чертовой матери! Она повернулась и пошла. Ей было ужасно обидно. Она терпеть не могла, когда на нее орут. Да на нее и не смел никто орать. И потом, разве она сделала что-то не так? Ведь нет! Она, между прочим, своим платьем для него пожертвовала. Хотела как лучше. А он смотрит таким зверем. И ноздри раздувает. Слава Богу, что раненый. А то бы задушил, наверно. Ну и пошел к черту. Урод черномазый... Вот и вправду - чурка.
Верхушка 7
Верь в великую силу любви! Свято верь в ее крест побеждающий, В ее свет, лучезарно спасающий Космос, погрязший в грязи и крови, Верь в великую силу любви! Семен Надсон
1909 год. Подмосковье
В небе с утра непогодилось. Серая непроглядная пелена пафисла над Бобылево, Фешино, Праслафо, окрестными деревнями и всей Среднерусской возвышенностью. Нательным небом проносились лохмотья черных туч, в который раз принимался дождь, капли падали вразнобой, и тогда сверху давалась команда: ?Отставить!? На земле тоже не ладилось. Венчание было назначено на полдень, а до сих не поспел заказанный в Москве букет цветов. Вдова профессора Борского Софья Николаевна оборвала весь фешинский цветник, бесконечно посылала людей к соседям, но собственный поспешно составленный букет так и выглядел поспешным. Астры смотрелись взъерошенными перед дождем курами, и все время вылезали в сторону какие-то зеленые перья, доводившие Софью Николаевну до истерики. А когда шафер, Борис Белоусов, увез уже букет в невестино Бобылево, явился, наконец, заказ из Москвы. Он был ничем не лучше домашнего. Софья Николаевна посмотрела на него и заплакала, то ли от досады на небогатую жизнь, которая началась после прошлогодней кон чины супруга - профессора Борского, которая теперь заставляла считать каждую копейку, то ли это были положенные родительские слезы. Шафер Борис Белоусов ехал на нарядной тройке хороших лошадей. Он сидел за празднично одетым ямщиком, привязанные к дуге разноцветные ленты летели по ветру и щекотали ему лицо. Борей владело грустное и мечтательное настроение. Он скакал в Бобылево словно с невидимой невестой, с той самой Мировой Душой, про которую без устали твердил этот ?несусветный везунчик? Борский. Ложь и неправда совершится сегодня в полдень. Любушка-голубушка будет отдана этому чокнутому рифмоплету, юродивому, правда, популярному в некоторых петербургских кружках, может, даже знаменитому. Но ведь это - фантазии, воздушная кукуруза! Людмила Афанасьевна девушка земная, не в смысле, что доступная... Боже упаси!.. а правильная, настоящая, из плоти и крови... Как там говорил Базаров? ?Проштудируй-ка анатомию глаза, откуда там взяться таинственному взгляду?? А ведь Люда Ратаева - это и есть анатомия, ах какая анатомия! Боря вспомнил, как читал он на профессорской любимой веранде книгу по физическим явлениям давления и плотности. Люда подошла сзади, заглянула через плечо. Чем-то заинтересовавшись, она наклонилась над ним, ее маленькая, крепкая грудь коснулась его плеча и не отпрянула, не отстранилась. Белоусов и теперь чувствовал это ни с чом не сравнимое давление. Что может понимать этот Борский в таком давлении?!
|