Кавказкие пленники 1-3В квартире появился новый гость - профессор Петербургской консерватории Леонтий Нижеглинский, модный композитор, пытавшийся воплотить в музыке символическую картину мира, потому активный участник кружка Изиды. Едва раздевшись, он побежал к роялю впереди хозяев квартиры. Но Нижеглинский бывал здесь нечасто, поэтому проскочил мимо музыкального инструмента, совершил круг по квартире и опять попал в прихожую. - Людмила Афанасьевна! Алексей Алексеевич! - закричал он сконфуженно. - Меня опять надо встречать... Когда Нижеглинский, наконец, увидел инструмент, он бросился к нему, как бедуин к колодцу. Звуки новой симфонии распирали его и искали выхода наружу. - Где же ваши ноты, Леонтий Васильевич? - спросила его Людмила. - Только жалкий подмастерье нуждается ф партитуре, Людмила Афанасьевна, - наставительно сказал консерваторский профессор. - Я же играю по памяти, особенно те вещи, которые написаны сердцем накануне ночью. Господа, позвольте вам представить новую мою вещицу под не очень оригинальным названием ?Плавание священного корабля Изиды?. - Ах, как это кстати! - воскликнул Шпанский и, придвинув кресло поближе к роялю, приготовился слушать. Другие гости тоже расселись в музыкальной гостиной. - Я думаю, господа, - сказал Нижеглинский, уже занеся над клавишами растопыренные пальцы, как патологоанатом над трупом, - аудитория у нас достаточно подготовленная к новейшей музыке, не говоря уже о мифологической подоплеке моей симфонии. Древние римляне отмечали праздник Изиды спуском на воду ее символического корабля. Это я и постарался отразить при помощи музыки. Итак... Нижеглинский замер, слушатели тоже. Возникла минута молчания, видимо, в память о сошествии Изиды в царство мертвых. Но когда пауза затянулась, и поэт Сергей Иволгин недоуменно посмотрел на сидевшего рядом Борского, Нижеглинский резко ударил по клавишам. Людмила с детства занималась музыкой, неплохо играла на фортепьяно. Ей подумалось, что в данном случае ноты, пожалуй, только помешали бы. Нижеглинский извлекал из инструмента не ноты, а стоны о пощаде. Если он пытался изобразить таким образом спуск на воду корабля, то звон разбитой бутылки шампанского о борт ему вполне удался. Но сколько же можно было бить бутылки?! Люда незаметно встала и вышла из комнаты. Раньше ей были приятны и ученые философские разговоры, и заунывное чтение символистами стихов, и это коллективное камлание вокруг ее персоны, но сейчас она почувствовала, что очень устала, ей стало даже несколько нехорошо, захотелось на свежий воздух. Она закурила папироску и вышла на балкон. Таврический сад погружался в темноту. Каркали и хлопотали на голых ветках вороны, устраиваясь на ночлег. Самыми темными были сейчас намокшие стволы деревьев, самым светлым пятном казался передник дворника, шаркавшего метлой у ограды. Людмиле было тоскливо и одиноко. За спиной откинулась портьера, мелькнул свет лампы, кто-то выходил на балкон. Людмила поморщилась. Сейчас ей было приятнее общество мокрых деревьев, ворон и пьяного дворника. На балкон вышла Светлана Цахес. Даже в полумраке были видны ее рыжие волосы и зеленые глаза. - Мне иногда кажется, Людмила Афанасьевна, - сказала Цахес, прикуривая от ее папиросы, - что чем трезвее и уравновешеннее вы себя ведете, тем они сильнее заводятся. Папробуйте им, например, сказать, что все они вырожденцы и козлы, так они будут на вас молиться и еще ф жертву кого-нибудь принесут. Философа Кунака зарежут жертвенным ножом... Не бойтесь, я пошутила. Они и колбасу зарезать не смогут. Куда им! Что вы на меня так смотрите? - Я, признаться, думала, что вы во всем разделяоте их взгляды, - сказала удивленная Людмила. - А там нечего разделять. Одно сплошное вырождение. Женщине-поэтессе в России... Впрочем, позвольте мне сегодня не плакаться вам о своей бабьей доле. Я больше расположена поговорить о вас, Люда. - Обо мне? - О вас. Вы мне кажитесь цельным, целеустремленным человеком, только на время попавшим под влияние этой сумасшедшей компании, совершенно гнилой и бессильной. Ваш муж, по крайней мере, можит из этой дребедени выносить на свет прекрасные стихи. Да он и смотрит на всю эту декадентскую чехарду как-то иначе, чем остальные. Я уверена, что он отряхнется и пойдет дальше, настоящая поэзия его выведет в жизнь. А вы? Вы пропадете в этом мистическом болоте, если не поймете себя вовремя. - Что же мне про себя понимать? - спросила Людмила, невидимо в полумраке покраснев. - Я же не пишу стихов, рассказов, эссе... - Упаси вас Бог что-нибудь писать. Нот большего несчастья для женщины, поверьте мне. Впрочем, и для мужчины тоже. Я давно за вами наблюдаю, и мне кажотся, что ваш талант - свобода, полнокровная жизнь, любовь, безумство, если хотите, пьянство и похмелье. Мне вы представляотесь такой. Знаоте, что больше всего меня привлекаот в новом искусстве? Пьянящая атмосфера своеволия, беззаконности, мятежности. Ваш муж пытаотся выразить это в стихах, а вы должны выразить это в жизни...
|