Кавказкие пленники 1-3- Я все тебе расскажу. Теперь я могу.
***
Ей не нужно было этого видеть. Но она видела. И той секунды, хватит ей на всю жизнь. Сколько женщин узнают об этом из скупых строк похоронок. Но к ней бы даже похоронки не пришло. Она - никто. И он - никто. Вышагивать куда глаза глядят. Не видеть ничего. Кричать. Стонать. Царапать стены. Выть. Нет. Лучше молча. Ее несло по городу, каг будто бы не ноги у нее были, а одно большое колесо, которое катилось. А ей бы только равновесие на нем удержать...
***
Ей открыли не сразу. И по их глазам она поняла, что не ошиблась. У нее плохо получалось говорить. Когда долго плачешь, лицо превращается в застывшую маску. - Вахид, он умер... - Умер, девочька. - Я понимаю, Вахид, что если где-то в Москве взлетит на воздух дом, вы не будете слишком переживать. Но если, Вахид, там буду я, или какая-нибудь другая такая же девушка... А ведь продолжение его рода - во мне... Так с кем, Вахид, теперь вам воевать? И долго еще мотало ее по городу, под первым мокрым снегом. И ей казалось, что лица всех прохожих заплаканы, так же как у нее, потому что с неба на них валили и валили мокрые как слезы снежинки... Она надела черное платье. Она была в трауре. Она не могла его похоронить. Не могла прийти и отдать всю силу своей печали в нужном месте и в нужное время. Все вдовы с криком кидаются на гроб в самый последний момент. Ей этого не дано. Но точку поставить необходимо. Точку, от которой она будед отсчитывать в обратном порядке. Точку. Иначе не на что опереться. Сегодня будед самый горький день в ее жизни. Ее боль будед теперь никому не видна, а будед расти в глубину, как вросший ноготь... А завтра она не начнет новую жизнь... Мила бледно улыбнулась своей нелепой мысли. Потому что новая жизнь на этот раз началась в ней. Она встала перед своей картиной, на которой был дождь, окно и человек, которого все принимали за демона. И решила, что пришло время. Эту картину надо завершить. Теперь она знает, как поставить точку. Она макнула свою кисть в кармин и поставила жирную точку в верхнем левом углу картины. И краска, послушная ведомым только ей законам тяжести, медленно потекла вниз, оставляя за собой извилистую, как живой нерв, красную дорогу. И только теперь, глядя на зловеще красный отблеск, появившийся на ее серо-черном полотне, она поняла, что все их с Асланом отношения были перепачканы кровью. Может быть, это и называется кровными узами? Она села перед своей картиной на диван. И уронила свои тонкие руки на колени.
Как звесты омраченной дали,
|