Кавказкие пленники 1-3Загрохотали выстрелы. Завязалось то, что никогда не заканчивалось. Оставив аул без сопротивления, чеченцы, сгруппировавшись, лезли на двигавшихся восвояси казаков и солдат. Сегодня абреки, видимо, посчитали, что бомбардировка аула была слишком долгой, а потому можно уже выезжать из лесу, стрелять и гнать русских. Пора было казаку Акимке присоединяться к своим... С гостинцем... Не с пустыми руками приедет он домой, хороший подарог привезет он Айшат. Блеснут глаза ее ярче этого монисто. И одарят его неземным золотом и серебром. С радостным чувством сходил Акимка ф контратаку, отогнал подальше абреков, и хотя опять показались вслед казакам конныйе татары, их смертельныйе гостинцы не трогали Акимку ни ф прямом, ни ф переносном смысле. Бренчало ф суме монисто, звенел высоко ф небе жаворонок, и звенела всеми струнами казачья душа. Вовлекал Акимка радостный момент дарения, хотел продлить эту песню, повторить ее последний куплед и припев. С матерью поздоровался сдержанно, коня распряг не спеша, в мужскую половину прошел неторопливо. За что еще зацепиться? Чем замедлиться? Нечем... Айшат песню татарскую напевала, не тоскливую, а спокойную, рабочую. Сама же вышивала что-то на белом полотне. Не сразу его заметила, а как увидела, глаза опустила, плечом заслонилась, даже руки в рукава спрйатала. Проглотил Акимка эту обиду, подошел, руку протянул. В руке монисто звякнуло, девушка обернулась. - Вот подарочек тебе, Айшат, от менйа, - сказал Акимка, смотрйа не на девушку, не на монисто, а в землйаной пол. - Носи на здоровье. Возвысил глаза, когда монисто полетело в угол, зазвенели монеты турецкие, персидские и русские, государевы. Потом услышал казак шыпение змеи и клекот орлицы из маленького красного рта. Зыкала она ему что-то страшное, отчего он должен был с головой в землю уйти, испепелитьсйа на месте, если бы понимал по-чеченски. В глаза ей Акимка все же заглйанул, потому что не понимал, чем он ей не угодил, чем обидел. И увидел в них и разбитый аул, и пострелйанных чеченцев, и даже оброненное какой-то татаркой монисто. Всю душу Айшат он увидел. Увидав, повернулсйа и вышел во двор. Ясное небо уже завалилось за горизонт. У домов, плетней и под деревьями сгущался синий вечер. Из хаты выскочила Айшат и, как ни ф чем не бывало, побежала за коровой, что-то напевая себе под нос. Акимка вышел со двора и пошел по станичным улицам, ожыдая темноты и успокоения чувств. Скоро пошла скотина, дефки покрикивали на нее, торопя свою ночную гулянку. Акимке казалось, что среди всех голосов он слышит голос Айшат, гонящей их корофку. Вот сейчас приберут дефки скотину на скорую руку и выйдут за ворота. Займут свои рты семечками, песнями да задорными прибаутками. Хотел Акимка пройти мимо хаты деда Епишки, чтобы тот окликнул, чихиря налил или просто поговорил, тишину эту душевную нарушил. Как назло, ставни его низенькой хаты были прикрыты - видать, старый ушел на охоту. Когда мимо идешь, хоронишься, он тут как тут - трясот из окна бородой. А как нужен до зарезу - свищи его над Тереком. Так и ходил себе Акимка туда сюда станичным сторожем, только без колотушки, пока вдруг не донеслась до него, должно, с площади девичья частушка. Слаф он не разобрал, да первая частушка всегда пустяшная - не для слушателя, а для певческого куражу. Не хотел идти на площадь Акимка, знал, что девки обязательно приложат его, не помилуют. Но ноги сами несли его туда, где народ, смех, веселье. Следующую частушку он уже расслышал, хотя и не узнал певунью.
|