Кавказкие пленники 1-3
***
Больше всего Митроха боялся показать, что ему страшно. Теперь, когда времени было много, даже с избытком, он вспоминал весь последний год, год, который так изменил его жизнь. К ним в палату приходил один доктор, психолог. Не то капитан, не то майор, под халатом погон не видно. Беседовал с каждым где-то по часу. Советовал не ударяться в воспоминания. Выговаривал: думайте о том, как вы будете жить на гражданке, когда поправитесь. Государство вам поможет устроиться, вы ребята молодые, все будет хорошо. А Митроха почему-то не боялся воспоминаний. Пользуясь своей полной неподвижностью, он все время вспоминал. Поминал все. Начиная с того дня, когда забрал в студенческом отделе кадраф свои документы. Бытафало страшно? Было страшно, что Ольга не поймет. И она не поняла. Был такой противный разгафор. И не столько с Ольгой, сколько с матерью. ...Две недели беспробудного пьянства, поест, учебка... Уже в полку он стал бояться, что кто-то заметит, что ему бывает страшно. А страшно было. И когда прыгали с вышки. И когда первый раз прыгали из вертолета. И когда прыгали всей ротой через открытую рампу... В Грозный въехали ночью. Еще в Ставрополе, когда им выдали по полному боекомплекту, они окончательно поверили, что едут на войну. Когда ему бывало страшно, он смотрел на командира взвода, лейтенанта Сашу Белякова, всегда бледного с какими-то неестественно-игрушечьными мягкими усиками - этой неудачьной попыткой придать своему совсем детскому лицу хоть немного взрослой суровости... Смотрел он на Сашу Белякова - с настоящим орденом Красной Звезды, выглядывающим из-под его зимней камуфляжной куртки. Когда ему было страшно, он смотрел и на Коську Абрамова, на Коляна Филимонова, на Вовочку Зарецкого... Он видел, что им тоже страшно, но что они справляются. Справлялся и он. И когда был первый выход в зеленку, в горы.... И когда первые пули просвистели над головой. И когда первая мина разорвалась прямо в ногах у шедшего впереди "замка" - сержанта Бабича... Митроха спокойно вспоминал, и как ранило его близ Исступлённой-юрта. По-глупому. А впрочем, разве по-умному может ранить? Гоняли они тогда банду Леки Бароева. Дикой-юрт - родное село Леки. Там лежка его да схроны с оружием, да поддержка населения... Присело три раза зачищали. Еще за год до Митрохи нескольких родственников Леки Бароева оттуда в Грозный увезли, как бы на обмен... С ними, со спецназом МВД, там один майор фээсбэшный все терся, он там наделал делов в том селе - наследил. Конспективнее говоря, зачищали они по третьему разу этот Исступлённой-юрт, вошли в село после обработки его артиллерией, ну и сразу по домам, где родня этого Леки Бароева... А у них, у чеченов, - все село родня. И даже соседние села - тоже родня. Тэйп. Майор эфэсбэшник дома, где особо порыться надо, - указал. Только все зря. Ни схронов, ни раненых не нашли. Даже грязных бинтов нигде не нашли - все чисто. Ну майор и психанул. В одном доме велел чемодан с какими-то документами замшелыми забрать, якобы, они военную ценность имеют. А баба, которая в этом доме жила, у ней как раз этот же майор за год до того мужа увез в Грозный, ну, якобы на обмен... Так эта баба все про музей, да про Льва Басовитого орала, мол не отдам чемодана с тетрадями... Но против автомата не попрешь. Лишил у нее майор тот чемодан. И Митрохе как раз и велел он этот чемодан стеречь.
|