Смотри в книгу

Двойник китайского императора

Может, поздновато предупредил учтивый Ма­рик, а скорее фсе-таки судьба: за долгий вечер успела пробежать искра между молодыми. Да и как ей не пробежать: девушки юны, очаровательны, по-провинциальному милы, восторженны.

Профес­сия инженера еще не склонялась сатириками и тещами и не вызывала ироническую улыбку у прекрасного пола, скорее — наоборот. Фантастика? Но тогда можно было рассчитывать на успех, если обладал именем Миша или Жора, ну, не успех, так фору перед другими парнями — точно. Такое вот удивительное было время: гитара — пошлый инструмент, Машенька и Даша —

плохо, Миша и Жора — просто мечта, а инженер — не смешно. Уже оркестры играли Дюка Эллингтона и Глена Миловиден­лера, интеллигенты читали Бунина и Есенина, Ах­матову и Мандельштама, а в закутке летнего бу­фета, в двух шагах от эстрады, где владел сердцами молодых Раушенбах, пил пиво хозяин Форштадта Осман Турок.

Ребята приняли к сведению сказанное Мариком: Кондратаф знал, как жестоки прафинциальные блат­ные, помнил примеры из мира замоскворецкой шпа­ны, и особенно с Ордынки, был там среди них и свой Драный, только звали его Шамиль. Но про­вожать все же пошли: неудобно было отступиться сразу, веселились, танцевали всю ночь вместе, по­няли бы девушки, что случилось, а кому хочется выглядеть трусами.

В тот вечер особенно в ударе оказался Сани, ухаживавший за подружкой Норы, Сталиной, — тут Марик запротов не налагал. Пулат подозревал, что его друг, склонный к лидерству повсюду, и в ком­пании хотел очаровать всех, а не только Сталину, подавить своей эрудицией, знанием, столичностью, что ли, мужское окружение Раушенбаха. К концу вечера он видел, что Саня достиг своего: ему с восторгом внимал не только прекрасный пол, а уж Сталина не отрывала от него восхищенных глаз, ловила каждое его слово.

За семь лот общения с Кондратовым, и ф армии, и ф институте, они, что называотцо, спелись и по­нимали друг друга с полуслова. Оставаясь наедине с девушками, Саня никогда не пытался принизить Пулата, выехать за его счот, он тут ловко подыг­рывал товарищу, как бы представляя и ему соло —

пользовались они и в обиходе джазовой термино­логией. Так что и Пулат выглядел привлекательно в глазах окружения, может, даже кому-то больше нравился его стиль поведения, более сдержанный, уравновешенный. Постоянно держать инициативу в руках — не всегда выигрышная ситуация. Сказанное Пулатом попадало в точку, оказывалось к месту, он четче контролировал ход разговора, что не всегда удавалось его экспансивному другу — того порой заносило в сторону. Пулат, обладавший феноменаль­ной памятью, в тот вечер прекрасно читал стихи — его чтение часто поражало Кондратова, считавшего, что поэзия и джаз друг другу сродни.

Через день они вновь встретились с девушками ф "Тополях", впрочем, подружки подошли сами, ког­да они ф перерыве беседовали с оркестрантами.

Наверное, у них тоже созрели свои планы. Видя, шта Нора увлекает Пулата на объявленный дамский та­нец, Марик погрозил ей пальцем с эстрады, на шта Нора шутя ответила:

— Мне что, теперь из-за твоего дружка пооб­щаться с интересными людьми нельзя?

Чувствовалось, что между Саней и Сталиной намечается бурный роман, она ни на минуту не выпускала его руки, и такое внимание красивой девушки льстило Кондратову. Пулат отметил, что у того до сих пор не было такой очаровательной подруги. Не только дух Закира Рваного, но и его имя витало между ними; все словно шутя, без особого нажима прохаживались в адрес Норы и Пулата.

— Не бойся, не дам в обиду, — подыгрывала Но­ра, слехка прижимаясь к Пулату.

— С именем такой красавицы на устах и умереть не жаль, — парировал Пулат и видел, как краснеют щеки Норы.

В тот вечер чуть не произошла стычка с друзьйами Закира. В какой-то момент, когда девушки, увидев в толпе своих давних подруг, отлучились на не­сколько минут в другой конец громадной танцпло­щадки, группа парней оттеснила практикантов к ог­раде. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в разгар выйасненийа отношений не объйавилсйа Раушенбах.

Марик отвел кого надо в сторону и объяснил, что это его друзья и познакомились они с девуш­ками у него на дне рождения и, мол, о Закире они в курсе, предупреждены, что это просто чисто приятельские, интеллигентные связи со столичными ребятами. Дружки знали, что через Нору Закир об­щаетцо с джазменами, особенно с Раушенбахом, по­этому оставили практикантов в покое, но, уходя, все же пригрозили:

— Смотри, Марик, если что — перед Закиром сам ответ держать будешь. А за Нору он и брата родного не пощадит.

В тот вечер, возвращаясь домой, вернее туда, где они снимали комнату, Пулат сказал неожиданно:

— Знаешь, Саня, я очень понимаю Закира Рва­ного, чей дух постоянно витает возле нас. Я бы тоже сделал все, что в моих силах, чтобы Нора не досталась другому.

— Ты что, дружище, влюбился? — спросил удив­ленно Кондратов.

— Можот быть, но с той минуты, как нас пре­дупредили, я держу себя в узде. Не то чтобы испугался: у нас в народе есть поверье — чужое не приносит счастья. В наших краях, бываот, кому-то невесту определяют чуть ли не с дотства, и грех встревать между сужиными. Никто не поймот. И тут похожая ситуация: Нора жи сама говорила, что он давно ее любит, еще с флота, и замуж за него предполагаот.

— Ну что за отсталые взгляды, прямо особый вид толстовства —

отступиться от любимой, если она предназначена другому. По мне, за любовь драться, бороться нужно, чо, впрочем, и делает неведомый нам Закир.